Книга Невидимый враг, страница 71 – Анна Снегова

— И второе! Обычай этот тоже древний, но пожалуй, мы слишком долго за него цеплялись. Этот обычай давно устарел, и из-за него в древности уже и так случалось слишком много бед.

Он вдруг замолчал на мгновение и посмотрел прямо на меня через весь длинный-предлинный стол. Воцарилась тишина. Все ждали. Даже домбрист замолчал.

Горячие ладони на моих плечах сжались сильнее.

— Сегодня мы отменяем обычай, согласно которому друид племени непременно должен быть одинок! Отныне ему можно и семью, и детей… и все остальное, что делает человека счастливым.

И все-все-все, до последнего человека, даже дети старшего возраста, которых уже допускали за общий взрослый стол, уставились прямо на меня.

Брат.

Убью!

И что мне теперь со всем этим делать⁈

Кажется, мой Невидимка от неожиданности даже слегка выпустил когти. Потому что я ощутила мимолётные уколы в нежную кожу под платьем, там, где на моих плечах лежали тяжёлые лапы. Но быстро восстановил самоконтроль, прежде чем успел причинить мне боль.

Если бы он знал, что эта боль — ничто, по сравнению с той, которую причиняет моему сердцу. Я же понимаю, что разрешение друиду иметь семью ничего не изменит. Он всё равно уйдет, когда наступит время.

Снятие запрета не принесёт мне счастья, как надеются мой брат и учитель. Только усложнит всё ещё больше.

Я уже это ощущаю, это вспыхивает в направленных на меня со всех сторон взглядах.

Парни и молодые мужчины очень быстро соображают, что к чему. И что есть шанс породниться с семьей вождя через единственную на данный момент подходящую по возрасту, пока его собственные дочери не подросли, девицу.

А девица эта еще и магичка мощная, и вообще… то, что всегда было недоступным, запретным плодом, теперь, оказывается, очень даже можно потрогать.

И попробовать себе заполучить.

Отовсюду льются шепотки, кто-то суетливо меняет положение в пространстве, кто-то осушает чарку для храбрости, кто-то пялится, не мигая… Колин то смотрит на меня с восторженной миной на лице, то бросает угрюмые взгляды исподлобья на конкурентов. Вздыхаю.

А сводникам всё мало. Гордевид встаёт с места и объявляет танцы!

Домбра и жалейка взрываются весёлыми звуками.

Гул разговоров за столом усиливается, словно гудит потревоженный улей.

Я чувствую, как злится мой кот. Сжимаетлапой моё плечо.

Когда на дальнем конце стола кто-то поднимается с места с решительным видом, но плюхается обратно, когда его толкает в бок пудовый кулак Колина… над моим ухом раздаётся низкое клокочущее рычание.

Если бы не данная мне клятва, думаю, Барсик уже на мелкие клочки тут всех бы порвал. По крайней мере, неженатую мужскую часть гостей.

Мне вдруг становится горько. Ну и смысл ревновать? Никакого официального права на это у него нет. Он мне никто — не муж, не жених, даже не официальный парень. Сам так захотел, сам обозначил, что не собирается ограничивать свою свободу никакими привязанностями.

То есть, сам привязываться не хочет, но чтоб я была привязана к нему?

А вот не дождётся.

Понимаю вдруг, что и сама злюсь. Злость на брата, на Гордевида, на кота — никто из которых даже не думает интересоваться, а чего, собственно, хочу я сама, в чём я сама вижу своё счастье — вдруг свивается тугим жгутом в единый поток. Вспыхивает у сердца яркой звездой, бьёт пряным вином в виски.