Книга Невидимый Друг, страница 32 – Анна Снегова

Зиалы здесь вообще нет – хоть она и капризничала, что тоже хочет одним глазком глянуть на послов, ей приказали сидеть в своих покоях под надёжной охраной.

По спине пробежал холодок. Я даже оглядываться не стала – это Авалакарис вышел откуда-то из потаенной дверцы позади трона и занял своё место по левую руку от Его величества. Цепкий взгляд мага принялся ощупывать толпу. Проверяет, все ли пешки на своих местах? Мне тоже досталось. Он «царапнул» по моей защите, и я едва успела представить, что я никакая не Мэй, а просто крохотное лесное озеро спокойной воды. Мирный островок синевы и зелени… и никакой магии. Едва успела.Опасно быть такой рассеянной – особенно сегодня. Но именно сегодня у меня никак не получается сосредоточиться – память услужливо возвращает каждое мгновение, каждое прикосновение, каждое невысказанное слово. Воспоминания жалят роем яростных пчёл.

Наконец, двери распахиваются, и шелест голосов замирает как по команде. Все подаются вперёд, вытягивают шеи, чтобы рассмотреть посольство из Кеш-Анура, этой жаркой страны, которая славится своими пустынями, прекрасными песнями и изысканными сладостями.

Первым вплывает музыкант – едва не пригибается к полу под тяжестью причудливого инструмента. Две выпуклые деревянные деки, напоминающие домбру, держатся искусно выструганным коромыслом на шее. Щуплый седобородый старичок в зелёном халате играет двумя смычками одновременно, обе его руки выписывают причудливые кренделя, и тронный зал полнится прихотливыми извивами восточной мелодии. Скачущие ноты рассыпаются над толпой, отражаются от беломраморных стен и зеркал, и вот уже такое чувство, будто здесь целый струнный оркестр.

Следом пара загорелых мальчишек в одних шароварах и фесках, худые как щепки, рассыпают лепестки алых роз, пригоршнями вытаскивая их из объемистых корзин. Боюсь представить, сколько раз охрана проверяла их содержимое на безопасность. Очень хочется чихнуть, но огромным усилием воли сдерживаюсь и даже умудряюсь нацепить на себя благосклонную улыбку.

При виде алого безобразия, усеявшего светлый ковёр, я совсем раскисаю. Мои глупые воспоминания принимаются жалить в два раза сильнее. Оказывается, совершать поступки по велению сердца, по чутью, которое заставляет сделать как правильно, не раздумывая – намного, намного проще, чем пожинать потом горькие плоды этих поступков.

Моя жизнь была упорядоченной и размеренной, я твёрдо знала, каким будет мой завтрашний день и потихоньку, упорно, мелкими шагами меняла свою судьбу к лучшему. А вот теперь чувствую себя куклой, которую сломал ураган – и никак не могу собрать себя воедино и понять, что же мне делать теперь со своей жизнью. Мечты, которые совсем недавно так грели и заставляли откладывать каждую копеечку на то, чтобы когда-нибудь стать самостоятельной, теперь вдруг поблекли и рассыпались в моих пальцах, как сухой осенний лист. А новые мечты увяли, не успев расцвести.

За всеми этими горькими раздумьямия пропустила момент, когда гости из далёкой страны вошли в зал и преодолели его почти до середины, остановившись на почтительном расстоянии перед троном.

Человек семь высоких, угловатых как сухое дерево мужчин. Все в белом – белые шаровары, белые кафтаны, белые высокие чалмы. Разница только в размере головного убора и длине бороды. У самого седого и длиннобородого ещё и павлинье перо в чалме воткнуто чуть повыше изумруда размером с перепелиное яйцо. Выстроились то ли по рангу, то ли по длине бороды – а может, в их стране это одно и то же. На лицах надменность, но я вижу, с какой опаской они стреляют глазами по сторонам и рассматривают всё вокруг. Беспокойно гладит рукой косматую, чёрную с проседью бороду тот, что пониже. Нервничает? Плохо.