Книга Измена и месть. Ты слишком ничтожна, жена!, страница 138 – Анна Кривенко

Мне также выделили личную служанку — расторопную, но чересчур молчаливую. Ее звали Лали. И всё же я скучала по Анне. Её живые глаза, ловкие руки, всегда готовые помочь, и взгляды, в которых читалась искренняя забота — всё это значило для меня действительно много. Обязательно заберу её, как только всё устроится. Как только справлюсь с Себастьяном… и со своей жизнью…

На следующий день я отправилась в магазин. Утро было прохладным, ветер шаловливо играл с полами моего плаща, и город, будто чувствуя перемены, встречал меня радостными лучами солнца.

Пришла.

Мои работницы обрадовали хорошими новостями: торговля шла бойко — не просто стабильно, а с размахом. Причём, на данный момент заходили не только особы, приближённые ко двору, но и обычные покупательницы. Те, кто раньше отказывался заглядывать ко мне из-за слухов, теперь с любопытством входили и разглядывали ткани, спрашивали о моделях, выбирали, мерили, оживлённо переговаривались.

— Правда ли, что вы теперь… с Его Высочеством? — раз за разом звучал один и тот же вопрос, пусть и в разных вариациях. Кто-то спрашивал шёпотом, с заговорщической улыбкой. Кто-то — в лоб, явно подталкивая меня к признанию.

Я горько усмехалась. Да, прав был Ястреб. Сколько же в его словах было истины: «Бесславие, если не скрывать его, нередко превращается в славу». То, что ещё вчера могло стать поводом для изгнания из общества, сегодня делает меня притягательной. Пусть с налётом скандала — но зато с именем, с историей, с вниманием. Порочная женщина, да. Но порочная женщина принца. А это уже звучит совсем иначе.

Как странно всё повернулось. Перевернулось с ног на голову. Там, где я ожидала презрения, — получаю уважение. Где готовилась к осмеянию — слышу зависть. Мир, кажется, любит тех, кто не оправдывает ожиданий. Или, быть может, любит скандалы. А я стала его частью — не по своей воле, а из-за глубокой необходимости.

* * *

Больше недели я не видела Его Высочество. Он постоянно отлучался, иногда на целые дни, и даже когда мелькал в резиденции, неизменно носил маску.

Его скрытность… немного огорчала. Хотя… это не должно было меня касаться. Я ему никто. Не жена, не невеста, не даже фаворитка в полном смысле слова. Тень, которую он приютил на время.

На восьмой день мне передали короткое, но однозначное сообщение: Его Высочество ждёт меня в кабинете.

Не теряя времени, привела себя в порядок — насколько это было возможно с дрожащими пальцами и головой, полной догадок и тревог. Почему он позвал? Почему теперь? Нашёл ли он что-то? Отказался от всего? Передумал?

Я вошла в его кабинет с замиранием сердца.

Тот встретил меня запахом кожи и бумаги. Тяжёлые портьеры были задернуты, в камине пылал огонь, и его отблески придавали лицу Райнхарда — точнее, той его части, что была видна под маской, — особенно суровое выражение. Но когда он взглянул на меня, я увидела, как уголки его глаз чуть приподнялись. Он улыбался. Настоящею, живой, наверное, тёплой улыбкой.

Я сделала реверанс и послушно присела на край кресла, на которое он указал. Сердце билось в груди, как сумасшедшее. Я приготовилась слушать, боясь вдохнуть лишний раз.

— Все эти дни, — начал он, глядя на меня, — я был занят расследованием.

Он не стал делать паузы, не спросил, как я себя чувствую. И это было хорошо — иначе я бы, наверное, расплакалась от простого человеческого участия. Я держалась.