Книга Крепостная, страница 18 – Марьяна Брай

Я посмотрела на Глашу, стоящую рядом, но та даже не поменялась в лице. Из этого следовало, что драма сия разыгрывается в этих стенах нередко.

— Не «чем-то» должон был твой батюшка, а жизнею своей, кою мой сберег, - опять же спокойно и робко ответствовал барин.

Мне показалось, что он хотел еще чего-то добавить, но по лицу хозяина поняла: знает, что хорошим это не закончится. Слишком большой был опыт «владения» этой взбалмошной старухой.

— И деревни мои, и деньги мои на счетах, и с деревень, что идет, все мое, - не унималась Домна, а Осип Григорьич подозвал к себе Фирса и тяжело, видимо от больной спины, поднимался со стула.

— Твои, твои, душенька, токмо нам ужо нечего делить. Сын-то у нас общий, а значит, все его будет, - завершил он и, держась за локоть Фирса, направился к выходу.

— Вот и неча срекать^[1], неча даже говорить, что право отменють! – выдохнула она ему в спину.

Я замерла. Значит, разговоры уже идут. Осип совсем не глуп, если может по каким-то записям или слухам, а может и по настоящим новостям из столицы делать выводы. И это вовсе не предсказание, а анализ.

— Гланя, где эта падучая наша? – не поворачиваясь, взревела Домна.

— Тут я, барыня, - я отозвалась только тогда, когда Глаша меня подтолкнула вперед. Даже не думала, что мне будут навешиваться все новые и новые клички.

— Все собрала? – Домна допивала чай.

— Все, барыня, - заметив, что Глаша уверенно кивает, подтвердила я.

— Из дому ни ногой. К реке тем более! Занавеску, что я вышивала, не трогай – криво и косо выйдет без меня! Лучше половики постирайте, - голосище хозяйки с каждым словом становилсятише и спокойнее.

— А как их стирать, коли ей к реке запретили, барыня? – уточнила Глаша.

— В реку ее не пущай! Головой отвечаешь! Приеду, проверю. Чтобы все до одного на заборе сохли! – Домна уже было собиралась вставать, но вдруг вспомнила: - В лавку к Дерюгину сходите. Он обещал шерсти битой привезти. Нашей там три мешка. И глядите мне, чтобы вся до клочка была, черной как вороново крыло!

— Хорошо, барыня, - утвердила задание как принятое, Глаша, не дав мне вставить, что нам не велено ходить куда-либо из дому.

«Из дому ни ногой, но в лавку идите, к реке ни ногой, а половики постирайте. Самая настоящая дура», - думала я, пока она вставала из-за стола.

Потом мы проводили Домну на улицу, и там она еще четверть часа проверяла багаж. Как только карета тронулась, мы с Глашей, не сговариваясь, будто по счету, сели на крыльцо и выдохнули. А потом посмотрели друг на друга и засмеялись.

— И зачем тогда саквояж к коробкам привязывали? Все равно она проверила, – не задавая вопроса на самом деле, а просто в воздух сказала я, констатируя факт, что хозяйка – дуреломка и самодурка.

— Она всегда проверяет, но если не завяжешь, еще и по спине получишь, - ответила Глаша.

— Идем, чаю попьем. Там на столе столько варенья! А потом в город! – подытожила я, взяв Глашу под руку.

— Нет, ты чего! – уперлась Глаша вначале.

— А мы быстренько. Никто и не увидит! Не все же варенье Нюрке есть. Ее и так вон как раздуло с варенья-то, - мои веские вводные дали Глаше уверенности, и мы, хохоча, побежали в дом.