Книга Крепостная, страница 117 – Марьяна Брай

Лучше пусть постоянно варит в своей голове, что эдакой прелести в моем царстве-государстве еще с лихвой.

Лак этого времени мог бы разочаровать даже обычного человека, а не то, что мастера из моего более продвинутого прошлого. Очень плотный, уходящий в желтизну, он даже не ложился, а наваливался на изделие и выглядел как янтарь.

Плюсы этого лака были в том, что погрузить в него можно было столько слоев, сколько хочешь, и получить внутри этого «янтаря» совершенно изумительные узоры.

Когда-то, листая в интернете картинки талантливых людей, занимающихся эпоксидной смолой, я считала, что всему свое время, и такую красоту нельзя было бы создать в прошлом. Отчасти я была права, поскольку прозрачность «эпоксидки» идеальна, а мой нынешний лак тяжел в работе, дорог и прихотлив. Но редкость моих поделок позволяла лить его слоями. Теперь я полностью была уверена в том, что это окупится!

Осип замирал у меня за спиной, когда я покрывала очередную шкатулку последним слоем лака. Детали под ним должны были быть тончайшими, чтобы не пришлось лить лака слишком много.

— Надюша, это ведь не на нашем рынке продавать! Это надо везти в Оренбург, а еще лучше в Петербург! – шептал мой муж, и я чувствовала, что он не нахваливает просто так. Он знал толк в дереве, в деревянных изделиях, любовно начищал их и проверял тонким скальпелем, насколько поднимаются ворсинки. А если не нравилось, принимался работать еще усерднее.

— Скажете тоже, барин…

— Наденька, ну хватит уже меня барином звать. Не мужем, так уж Осипом зови. Можно и без отчества. Мы тут в мастерской, знаешь ли, простые самые люди. Без званий и каких-либо отличий!

— Ну нет уж. Коли не барином, то по отчеству надо, ба… Осип Германыч. Субординация, да и старше вы меня раза в два. Мой комплимент не был специальным, потому что мозг мой не привык еще, что мне и двадцати нет. А сказать, что старше раза в три, язык не поворачивался.

— Больше чем в три, лиса ты хитрая! – довольный барин цокал языком и звал пить чай.

В солнечные деньки под навесом у мастерской столом становилась любая груда из досок или широкий чурак. Чай мы пили в обед на улице, чтобы дать глазам отдых на весеннем солнышке.Да и привыкать к нему надо было после длинной зимы.

Я хохотала вместе со всеми над неловким Николашкой, потом нашла под сенями кошку с котятами и захотела забрать в мастерскую. Хорошо, Осип сразу свел брови и предупредил, что когда эти котята окажутся на столах, если сами не испортят мои рисунки, то шерсть их будет из лака торчать стоймя.

Кошку я трогать не стала, а одного рыжего, как ржа, котенка забрала в усадьбу. Осип не заругал, и даже впускал его в свою комнату вечером на часок, чтобы тот «прогрел» ему грудь. Уж больно полюбил котейка возлежать на барине.

Назвали озорника Васькой. Да, и тогда коты были «васьками» и «мурками». Я предложила «рыжик», но все глянули на меня, как на дурную.

С нетерпением ожидая ярмарки и первого своего капитала, я потирала руки, словно муха, усевшаяся на чашку с вареньем. Видимо, свои «лапки» потирал и плохо спал от скорого капитала мой «друг и соратник» Бохай. Вечером, приехав домой, я узнала, что китаец приходил днем, искал «доблый балысня бальсые гласа».

Я строго-настрого запретила разглашать адрес мастерской и велела Глаше, коли придет, заставить ждать или вечером прийти.