Книга Попаданка в сильфиду, страница 62 – Мария Максонова

– Я тебе укажу путь… я тебя в выгребную яму отправлю с удовольствием! – прорычала ГладРида и рванула на меня.

Я, не будь дурой, взлетела, уворачиваясь от нее. Орчанка по инерции врезалась в чье-то вывешенное для просушки белье, рыча, отмахнулась от него и попыталась допрыгнуть до меня, наступив на чей-то табурет.

Я рванула выше, пытаясь ее успокоить:

– ГладРида, послушай, нам нечего делить!

– Чтобы я еще что-то делила с засохшей жердиной! – прорычала она, попыталась снова подпрыгнуть, опираясь на табуретку. Сидушка была сплетена из лозы и не рассчитана на большие нагрузки, поэтому проломилась под ее ногой. Рыча, как зверь в капкане, ГладРида под хихиканье подружек пыталась освободиться от него.

– Послушай, не злись, я не хочу с тобой ссориться, – попыталась уговорить я, но, кажется, злила только больше.

– Ну, да, жены одного воина не должны ругаться, – прыснула одна из подружек ГладРиды, за что получила смачную оплеуху и заткнулась, из глаз ее потекли крупные слезы, но рот она заткнула руками, чтобы еще чего не ляпнуть, даже возражать красавице не посмела.

– Птицу надо бить камнем, а не пытаться допрыгнуть, – поспешила подать идею вторая, чтобы и ей не досталось. Подобрала с земли и подбросила в руке кусок глины.

Обрадованная ГладРида тоже схватила кусок засохшей грязи, и уже скоро импровизированные снаряды полетели в меня. Я попыталась увернуться, но оказалось, что бросаются эти чокнутые куда лучше, чем прыгают.

– Что вы творите?! – закричала я, летая вокруг и пытаясь уворачиваться. К моему удивлению, на нашу потасовку никто не обращал внимания, хотя некоторые жители, получив камнем по палатке, выглядывали посмотреть. Наконец, кое-что припомнила. – Я же подопечная СакрКруша! У меня и бусины в волосах есть, – стянула для демонстрации платок с головы. – Вы не должны меня обижать!

– Будет воин в женские дрязги ввязываться, – хохотнула одна из орчанок, а ГладРида, кажется, еще пуще разозлилась – у нее уже едва ли не пар из ушей шел.

В голове мелькнуло, что надо спасаться бегством, но реализовать план я не успела – один из комьев засохшей грязи (надеюсь, грязи), которыми бросались девицы, все же задел мое крыло, и я рухнула на землю.

– Попалась! – победно вскричали где-то за палатками.

Я поняла, что быть мне битой и, не помня себя, рванула в первый попавшийся шатер.

– Я ни за что не стану подчиняться этим дикарям! Ни за что! – услышала я за спиной хриплый мужской голос, и испуганно замерла, понимая, что, проникнув в чужую палатку, могу огрести еще больше неприятностей. Хорошо, что здесь, как и во всех шатрах, у входа было что-то вроде маленького предбанника, обычно используемого, чтобы разуться – по коврам внутри палатки принято ходить босиком.

– Вы не понимаете! Таким образом вы просто погубите себя! Смотрите, во что вы уже сейчас превратились! – говорили на халифатском, и я с удивлением узнала в этом полном страдания голосе Бранлиса. Вечно насмешливый, доброжелательный и улыбчивый, он казался мне образцом оптимизма, поэтому я с аккуратно выглянула из маленького закутка при входе, чтобы понять, что же его так обеспокоило.

В палатке было темно, свет проникал только через отверстие для дыма в крыше и падал на центр шатра неопрятным кривоватым пятном. Пол не застелен коврами, не разложен костер в центре. Обстановка в шатре была откровенно нищенской: никаких украшений, никаких тканей или ковров, утвари, других вещей. Только небольшой тонкий коврик, на котором сейчас сидел незнакомый мне заросший бородой мужчина. Он выглядел худым, даже изможденным. Изношенная простая рубаха его кое-где порвана и покрыта пятнами. Хотя перед ним стоял Бранлис, в руках у которого была миска с чем-то съестным и бурдюк воды, незнакомец будто бы нарочно сидел отвернувшись в сторону.