Книга Мой неласковый Муж, страница 42 – Екатерина Ромеро

— Ты плачешь. Больно сделал?

— Нет, точнее, только в конце немного, но мне очень понравилось. Марат, ты, наверное, думаешь, что я ненормальная?

— В постели ты можешь быть какой угодно, если это тебе доставляет удовольствие, малыш.

Мы принимаем душ, и я просто отключаюсь в объятиях мужа. Удовлетворенная и желающая быть обманутой. Снова.

«Замолкаю. Ничего, кроме арабской пустыни, мне на ум не

приходит. Но это же так далеко. Монстр явно не из моей страны, он даже ест не так, как я привыкла.

Как он попал сюда, неужели я не первая его рабыня? Сколько жертв у него было до меня, сколько душ он уже загубил?

— У вас акцент. Из какой вы страны? Откуда вы родом?

— Я не знаю.

— Все знают.

— А я нет».

Рабыня на час — это была моя фишка в Халифате. Именно за этим обычно приходили мои клиентки, которые хотели острых ощущений. Закрытая комната, веревка и мы вдвоем.

Я мог делать с ней все что угодно, кроме тупого избиения до синяков. Любые приемы — от удушения до изнасилования — понарошку. Ключевое тут понарошку. Я не мог причинять клиенткам физический вред (это было строго запрещено), но морально — сколько угодно.

Более того, они сами хотели этого, нежный секс в браке очень быстро им надоедал, и тогда они приходили ко мне за новыми ощущениями.

Мне до сих пор тошно осознавать, что я был нечто вроде секс-аттракциона. Молодого жеребца, который удовлетворял самок. Или такая работа секс-раба, или смерть. Я хотел жить тогда и сейчас хочу тоже. В моем случае это был выбор без выбора. Да, можете считать меня слабым мальчишкой. Мне все равно.

Я старался выжить. В какой-то момент сидеть все время на цепи мне просто надоело, и тогда я стал отдавать предпочтение теплым комнатам и мягкой постели.

Самки всегда хотели эмоций, иногда боли, много оргазмов, и я давал им это сполна.

Правда была в том, что это всегда была постанова. Игра «рабыня на час» давала борделю, в котором я работал, деньги, клиентки получали удовольствие, а я просто работал. Никаких настоящих чувств или хоть какого-то личного удовлетворения при этом я не испытывал.

Когда я научился хорошо трахаться и долго не кончать, то сравнивал этот процесс со станком. Чистая механика, боже, меня все еще тошнит от этих воспоминаний, я все еще с трудом перевариваю, когда кто-то прикасается ко мне без разрешения. И только когда это делает Еся, меня не воротит.

У меня было много самок, и секс с ними я уже воспринимал как тренажер. Я мог думать о чем угодно, когда трахал их, когда наказывал, меня это не вставляло. Я был рабом, и права на отказ у меня просто не было.

Я был молод и хорош собой — мне всеэто говорили, вот только в пару мне ставили разных самок, и иногда я блевал после таких сессий. Я чувствовал себя дерьмом, меня воротило от их липких тел, чужих запахов, прикосновений.

Это все было насильно для меня, и я не мог вырваться из того ада. Я до сих пор вздрагиваю ночами и проверяю запястья на предмет кандалов. Однажды Еся даже увидела это. Арман прокололся впервые.

Я отшутился, но мне было не смешно. Это всегда со мной, бывшим рабом быть невозможно, и я благодарен кому-то там выше за то, что моя девочка не помнит. Блоки все еще работают, Еся так наивна и чиста. Она верит всему, что бы я ей ни нарассказывал.

Я ненавидел свою рабскую работу, меня эксплуатировали, и это не прошло бесследно. Долгое время после у меня вообще не было никакого секса, и меня от одного лишь воспоминания об этом просто тошнило.