Книга Долина теней, страница 79 – Alexander Blinddog

- Справедливости.

- Справедливости? Это не ответ, что угодно, но не конкретика.

- Хорошо. Вы заслуживаете честности, я считаю, - Джон сделал глубокий глоток виски.

- Люди, с которыми наше сознание на одной волне, устали. Устали от лжи и лицемерия. Мир гниёт у нас на глазах, Макс. Социальное расслоение достигло такой степени, что из сугубо экономических сфер перемещается в физические. Более обеспеченные люди ставят себе органыи имплантаты. Барахалит сердце? К черту его, давайте новое. Рак легких? Несите новые легкие. Они не хотят дышать смогом и грязью того, что называют Нижним Городом и возносятся все выше и выше. Чем крупнее номер этажа, на котором ты живешь – тем более ты уважаемый человек. Вниз сходят только любители маргинальных развлечений. И слои низа и верха сейчас перемешиваются ещё меньше, чем в Средневековье. Но почти все молчат. Говорят только единицы. Но кто услышит глас вопиющего в пустыне? Ложь плотно занавесила многим глаза. Слишком многим. Социальные лифты, кричат одни. Это лифт, в котором нет электричества, отвечают им те, кто не слепы. Образование, карьера, успех, триумф? Тьфу. Ложь. Знаете, что была написано на воротах концентрационного лагеря Аушвиц?

- Нет.

- Арбахт май фрай. Труд освобождает. Такая же гнусная ложь, как сказочка про социальные лифты. Тот, кто рожден внизу – обречен здесь же и издохнуть. Люди здесь грызут глотки друг друга, в момент краткого возвышения, считая себе царями. Но нет, всё, что они получают, это лишь корка менее черствого хлеба чем раньше. Пока те, кто там…

Джон поднял палец вверх.

- Пока они жрут в три горла, и сыплют нам вниз крохи. Вот, против чего мы выступаем, Макс. Против лжи и несправедливости, лицемерия и беспросветного мрака.

- Звучит, как неосуществимая фантазия, Джон. Мир всегда был таким. Более или менее. Никто и никогда не жил в обществе дружбы и радужных пони.

- Так и есть, - кивнул Джон. – Но тот, кто не борется и не барахтается – утонет. Для торжества зла достаточно бездействия добрых людей. И с тем, что имеет «Ляовэнь» это торжество может начаться в любой день.

- О чем конкретно речь? – Макс весь внутренне напрягся.

- Пока не могу сказать вам. Простите. Все же, не так и давно мы знакомы.

- Ваше право, Джон. Хотя не могу сказать, что я счастлив от мысли, что вы от меня что-то утаиваете.

Джон вздохнул.

- Некоторые тайны не заслуживают быть раскрытыми. Наши средства, цели и методы не изменятся от этой маленькой игры втемную.

- Окей, какой же тогда наш дальнейший шаг?

- Полагаю, правильнее всего было бы мне увидеться с вашими друзьями. Раз теперь мы все одна команда, полагаю, несправедливым будет заставлять вас каждый раз пересказыватьсясвоим друзья наши разговоры. Проще всего, если они сразу будут присутствовать на них.

- Я спрошу их мнения на этот счет. Завтра на этом же месте, в это время?

Джон улыбнулся.

- Все так. Это место прекрасно, для меня. Надеюсь, станет таковым и для всех нас.

- По рукам. По рукам. Но прежде, чем я уйду, хотел бы задать вам один личный вопрос.

- Конечно, Макс. Спрашивайте.

- Расскажите мне о Кэтрин?

По Призраку можно было сказать, что из него только что какой-то внутренний стержень. Он осунулся и погрустнел, сразу став выглядеть сильно старше своего возраста.

- Она была прекрасной. Что я ещё могу сказать? Я не знал, и уже не узнаю никогда никого лучше её. Её сердце словно могло вместить в себя всю любовь и доброту этого мира. Она не могла видеть несправедливости и жестокости по отношению к слабым. Она была умной и храброй. Она не складывала руки, она боролась, всегда боролась за то, что считала правым. Всегда была готова принести себя в жертву тому, кто в этом нуждается. Отдать всё, что может, как цену за те идеалы, в которые она верила. И вот её больше нет. И у меня словно больше нет сердца. Весь мир для меня теперь серый. Вот какой она была, Макс.