Книга Балбесы, страница 76 – Alexander Blinddog

— В порт, говоришь? Ага, сбежать, значит, хотели, тьфу. Я так и знал. Это в природе таких крыс, бежать куда подальше, пока родина в опасности и король бьёрнский хочет отвоевать деревню Мухоловово, вы сидите тут и только о целостности своих задниц думаете? Меня от вас блевать тянет. Нашему королю выказали такое неуважение, показали ему фигу и вы не хотите умереть за него с гордостью и слезами счастья на глазах? Куда катится эта страна. Почему не в армии, сопляк?

— Мне только пятнадцать лет, господин военный.

— Пятнадцать более чем достаточно, я в десять лет уже считался ветераном и резал направо и налево. А ты в пятнадцать лет, здоровый лоб, отсиживаешься под бабьей юбкой в тепле?

— Помилуйте, господин военный, — продолжал канючить Генри, — у меня четверо детей.

— Я твоей биографией не интересовался, слизняк!

— Помилуйте, господин военный, я — это всего лишь одни солдат. А как мои детишки подрастут — так это сразу четыре воина в армию нашего любимого короля. Мне, может, ещё лет десять до старости жить суждено, так я обещаю вам за эти годы наплодить ещё не менее восьми будущих солдат.

— Черт с тобой, слюнтяй, проваливай, плодись и размножайся. Телегу и коней твоих мы реквизируем в пользу отряда Синие Белки.

— Эй, вы что делаете, оставьте ему телегу, у бедняги четверо детей.

Выкрик Блонди был неожиданным, хотя Генри был рад уйти сам, и не понимал, зачем Блонди так переживает за эту чёртову телегу.

— Молчать! Я же сказал рот этому тоже заткнуть! Транспорт и коней мы реквизируем! Будет знать, скотина, как возить преступников. Проваливай отсюда. Эй! Черви! Шагом марш вперёд, да поживее, сколько времени потеряли из-за этих крыс.

— Подождите, — Генри отчаянно пытался сообразить, что делать, — а что будет с этими двумя презренными преступниками?

Гвардман почесал щетину.

— Я бы их обоих повесил прямо здесь и сейчас на ближайшем дереве. Но с этим каторжанином надо разобраться, так что отдадим их в тюрьму, пусть там разбираются. Им отрубят головы или повесят, хотя они не заслуживают такой красивой смерти на глазах добрых граждан.

Колонна снова двинулась вперёд, солдаты подталкивая копьями в спины подгоняли Хрюшу и Блонди. Двое солдат запрыгнули на телегу и четвёркаконей покатилась в обратную сторону, оставив Генри одного в клубах придорожной пыли.

Дверь в камеру отворилась.

— Ну что, ребятишки, собирайтесь в последний путь, — сказал надзиратель таким будничным тоном, которым матери будят детей. Хрюша подумал, что для них с Блонди это, возможно, самый важный и последний день в жизни, а для надзирателя таких дней были сотни, если не тысячи. Каждый день он говорит одно и то же разным людям. Не удивительно, что никакого милосердия в этом равнодушном голосе ждать не приходилось.

— Очень плохой отель, — сказал Блонди, пока тюремщик подпихивал его в спину. — Никому его не посоветую, так и не знайте. Не жалуйтесь потом, что у вас нет постояльцев. Клянусь богами, я видел таракана. Верните мне мои деньги.

Они шли длинным зелёным коридором и Хрюша слышал, как остальные заключенные стучат по дверям камер. Видимо, это был местный ритуал. Что ж, сегодня мы, завтра они. Блонди и Хрюшу вывели во двор и посадили в передвижную клетку.

— Удачи в лучшем мире, — сказал тюремщик и помахал рукой, возвращаясь обратно.