Книга Стажер Зеркального сыска, страница 130 – Юлия Гладкая

– А ты неплохо держишься, дружок! – Голос наставника пробился сквозь гул в ушах. – Даже лучше, чем я мог ожидать, это радует, ведь скоро твоя сила станет моей.

– Не дождетесь, – прохрипел Митя, закрывая глаза.

Мелькнули перед внутренним взором картины из детства, вспомнилась робкая улыбка Евдокии и смешливая Стешка. Отчего-то стыдно стало перед Лукерьей Ильиничной. Наверняка кухарка ждет его, выглядывает в окошко, гладит Добряка.

– Простите непутевого, – пробормотал Митя, испытывая невозможный натиск чужой магии. – Все простите, – добавил стажер и, глубоко вдохнув морозный воздух, открыл глаза.

От его луча остался крохотный огрызок. Еще малость, и Игнат доберется до его зеркальца, и что тогда? Тогда все кончится, понял юноша, и неожиданно на душе стало легко. Нет, он и не думал сдаваться. Не желал выглядеть рохлей перед Игнатом. Но и кидаться в ноги наставнику, моля о пощаде, не собирался. Семи смертям не бывать, а одной не миновать.

В стороне двинулась тень. Митя вздрогнул, сообразив, что совсем забыл про Варю. Кем она была для него? Врагом ли, другом, не все ли равно теперь? Он одновременно чувствовал радость от того, что она жива, и горечь от того, как складывалась ее жизнь. Впрочем, теперь некогда стало размышлять над чужой судьбой.

Руку обожгло. Митя скривился, тихо застонав. Луч Игната рванулся вперед и, миновав зеркало стажера, впился прямиком в его запястье. Со стороны наверняка казалось, что свет, соединяющий дуэлянтов, исходит прямиком из кисти Мити. Впрочем, как раз ее-то он и не видел. Чувствовал, что она есть, но вместо руки теперь сиял свет.

– Хватит, Игнат Исаакович, хватит же, вы победили! – закричала Варя, бросаясь вперед.

– Я жду, когда это признает мой оппонент, нуже, Митя, сдавайтесь, – предложил Игнат.

Стажер промолчал. Но не потому, что не находилось слов, а потому, что боялся, что если откроет рот, то неминуемо закричит. Разорвет ночь диким воем. Станет кататься по снегу, пытаясь унять дикую боль. Охладить ее о снег. Станет жалким и нелепым на радость Игнату. Нет.

Боль вгрызалась в тело все сильней и сильней. Рука исчезла до локтя.

Прикусив губу, Митя почувствовал привкус крови во рту. Сердце билось столь быстро, будто желало взорвать грудную клеть да и выпорхнуть наружу, выпуская следом уставшую от сопротивления душу.

– Прекратите, молю! – Варя рухнула на колени рядом с Игнатом, вцепилась в полы его пальто, покачнулась.

Маг не удостоил ее ответа, лишь пнул ногой, как уличную кошку. Варя скрючилась, смолкла.

– Сдавайся, щенок! – Игнат шагнул вперед, он более не улыбался, но рычал разгневанным зверем.

Луч поглотил руку до плеча. Щеку обдало жаром, таким неуместным в этой ледяной мгле.

Митя успел удивиться, отчего не пахнет паленым, когда луч вдруг дернулся. Отцепился от его изувеченного тела. Заметался над болотом, срезая верхушки рогоза. Чиркнул по небосводу, будто желая вспороть брюхо нависшим тучам, а затем понесся прямо на него.

Стажер хотел увернуться, но ноги подкосились. Митя упал навзничь, и ночь черным вороном закружилась над ним. Откуда-то донесся крик, но стажер воспринял его как часть финала. В тот же миг небо устремилось к нему, пронзило клыками звезд, вдавило до хруста костей в болотную топь.

И наступила тьма.

В августе воздух Крещенска затопили шум и суета. Красная ярмарка, длящаяся все лето, подходила к концу, и те из купцов, кто припозднился, старались наверстать упущенное, заключая выгодные сделки. Улицы, переполненные приезжими, казались узкими. Паровые машины гудели, желая проехать, железные ходоки, поблескивая медными бляхами с именами фабрикантов, задевали друг друга боками. Лошади, запряженные в телеги или экипажи, недовольно фыркали, прядали ушами, жались к тротуарам, тесня прохожих.