Книга Услышу тебя через тысячу миль, страница 68 – Янина Наперсток

Жужжащим комаром кружила в голове мысль обратиться к Китти первым. Просто поприветствовать, уточнить, все ли в порядке. Но нельзя. Он себе дал слово не вмешиваться в ее жизнь. При встрече Анжей показался очень галантным, быть может, он изменился. Маршал сам в это не верил, хотя настойчиво себя убеждал, что принц для Китти – отличная партия. Уж точно куда лучше, чем какой-нибудь возрастной монарх или явный мерзавец. Впрочем, таким бы Эрик сестру и не отдал.

Интересно, как попала к отцу Китти шкатулка его матери? Серж так растерялся, когда увидел вещицу, что не догадался поинтересоваться. Вернется в Форсберг, возьмет пару дней увольнительными и съездит в имение. Давно пора, хоть бы вполглаза посмотреть, как там дела, а заодно и расспросить бывшую горничную его матери. Камила ведь была ей не только служанкой, но и компаньонкой. И даже в госпиталь на линию фронта они уезжали вместе.

Мысли маршала, сами того не желая, устремились в сторону отношений его отца и матери. Это был один из тех частых союзов, одобренных родителями с обеих сторон, из которых редко получалось что-либо хорошее. Старик Дебре мечтал «улучшить» род, а потому и в невестки сыну присмотрел целительницу, тоже со вторым уровнем дара. Естественно, об этом Серж мог знать исключительно из пересказов других людей и уже значительно позже, анализируя ситуацию из тех крох, что он видел и слышал.

Отец маршала оказался безразличен к своей юной невесте, или у него вообще на примете имелся кто-то другой, однако пойти наперекор деспотичному деду он не решился. А вот сердце матери высокий статный голубоглазый брюнет, похоже, тронул еще в академии. Поэтому и стала музыкальная шкатулка, первый подарок жениха, для нее такой значимой. Возможно, первые годы, которые в силу малолетства Дебре не помнил, родители и старались как-то притереться. А может, и нет. Но факт, что, когда Серж начал что-то понимать,между супругами уже пролегли ледники Цвага. Они держались друг с другом учтиво, мать большую часть времени была печальна, а иногда просто прижимала к себе сына и молча сидела, долго гладя его по волосам. Может быть, беззвучно плакала. Когда тебе пять-шесть, разве разберешь?

Потом – закрытая школа для мальчиков. Приезжая на каникулы, Серж тепло общался и с отцом, и с матерью, хотя всегда порознь. Вместе они собирались только для трапез, и то, кажется, больше с единственной целью, чтобы не судачили слуги. Однажды, лет в шестнадцать, Серж стал невольным свидетелем сцены, когда дед, приехавший пообщаться с отцом и, видимо, не первый раз не заставший его дома, что-то стал возмущенно выговаривать матери. Словно та знала, где искать мужа, но не говорила. Собственно, из-за повышенных тонов юноша и решил заглянуть в комнату.

Мать стояла, тяжело дыша и вперив в свекра рассерженный взгляд, который был сопоставим только с тем разом, когда сын покусился на шкатулку.

– Хотите знать, где он? Я щадила ваши чувства, но дальше – увольте. Ваш сын там же, где и почти каждый вечер на протяжении уже многих лет. Можете сходить в «Мадам Бордэ», в эту юдоль порока и печали!

Дед как-то резко побледнел, сразу осунулся, качнулся, и Сержу пришлось кинуться к нему, чтобы подхватить, пока тот не рухнул. Зато слова хорошо дошли до сознания юноши, врезаясь в него как нож в масло. Кровь застучала в висках – кажется, до этого никогда будущий маршал не ощущал такой жгучей ненависти. Наверное, ярость стала заметна и на его лице, когда он посадил деда на софу, а сам собирался найти отца… и что? Врезать ему по морде? Вызвать на дуэль? Плюнуть в лицо? Он еще не решил в тот момент, когда мать преградила ему дорогу и буквально повисла на нем обнимая.