Книга Влияние, страница 123 – Анна Боронина

Кассиан стоял в изголовье стола, на котором Флюэнс была зафиксирована, и она могла видеть только его руки, воздетые к голограмме. Прямо на ней он что-то быстро нажимал, словно вводил данные.

На секунду Флюэнс даже порадовалась, что он не весь на виду: в Потоке Кассиан сейчас ощущался сосущей, поглощающей все чернотой. Она стремительно затапливала её измученное вопросами и страхом сознание, погружала в мир хаотичных, темных видений и призраков прошлого. Флюэнс выгнулась дугой, забившись в путах в отчаянной надежде освободиться, избавиться от ужаса и тьмы, наполняющих ее изнутри.

— Я скоро освобожу тебя, — нежно прошептал Кассиан у нее над ухом, теплое, такое человеческое дыхание пощекотало кожу. — Но сначала тебе придется потрудиться.

Обострившимся восприятием Флюэнс почувствовала, как Поток отозвался на мановение его рук, и золотистые линии внезапно появившиеся на голограмме и словно впивающиеся в мозг, вызвали неожиданно такую сильную головную боль, что на мгновение потемнело в глазах, и она задохнулась, забывая, как дышать.

Но ей было так страшно, что физическая боль показалась едва ли не избавлением. Она внезапно прогнала кошмары, и, когда острая вспышка боли прошла, словно ее и не было, Флюэнс, наконец, смогла вздохнуть полной грудью и с легким удивлением, будто наблюдая со стороны, поняла, что ее тело все еще бьется в агонии, выгибается дугой на стерильном хирургическом столе, тщетно пытаясь вырваться из пут. Но ничего этого она не чувствовала: только вернувшееся мягкое тепло и свет Потока, как во время долгой медитации.

Флюэнс прикрыла глаза и с умиротворением почувствовала супремуса Таллина: всегда такой спокойный, он был чем-то встревожен и даже, пожалуй, напуган. Она с присущим ей любопытством потянулась дальше и с удивлением нашла Майка и Поля — тоже совсем рядом.

Но гораздо удивительнее была крошечная, едва ощутимая искра, которая мягко светила в разливающимся, холодном мраке, усердно избегаемом Флюэнс.

Кассиан.

Поток донесдо нее это знание. Робкий, едва различимый свет завораживал, и Флюэнс потянулась к этой искорке, неожиданно ощущая странное, давно забытое спокойствие. Как будто она, наконец, сделала все правильно. Но, что именно она должна была сделать?

Флюэнс нахмурилась, силясь вспомнить. Что-то мешало ей. Чернота мешала. В сиянии потока, искрах и линиях она была лишней, чужеродной. Слишком холодной и неправильной. Даже в межзвездной черноте было больше жизни.

Поток словно бы просил ее дотронуться до искры, и Флюэнс, поборов страх и отвращение перед мрачным темным коконом, всем своим существом потянулась к этому слабому огоньку. Ощущение было такое, словно она продирается сквозь вязкое отработанное машинное масло.

Она отбрасывала черное руками, стирала ладонями, хотя их обжигало холодом. Как же неприятно. Но черного скоро почти не стало, она протянула руку к светлой искре, и неожиданно ее пальцы переплелись с чужими. Теплая и сильная рука сжала на мгновение.

— Спасибо, Флюэнс, — раздался знакомый голос, Флюэнс моргнула и неожиданно поняла, что это Кассиан держит ее за руку.

Она улыбнулась в ответ, любуясь его улыбкой.

— Флюэнс, нет! — голос Таллина внезапным набатом гулко раздался в ушах, болью отдался в голове, обжигающим ветром пронесся в Потоке, выбрасывая ее из живой черноты на металлический стол в огромной лаборатории.