Книга Третьего не дано., страница 35 – ТиссОль

Бахчушина стала красной как помидор. Но это, скорее, было от злости, а не от стыда. Она бросила злобный взгляд на Михайлина и уже собиралась что-то сказать, явно какую-то угрозу, но её перебил всё тот же мужчина:

- Как это отцы? Сразу двое? А я тогда кто?

- А вы, думаю, как и мы, такой же лох-спонсор. Так что, как будем делить ребёнка, уважаемый? Я вот, если, конечно, он мой, решил его забр…

В это время послышался негромкий плач, не то проснувшегося, не то требующего внимания ребёнка, находившегося в детской. Михайлин быстро направился туда. Возможно, это сработал инстинкт многодетного опытного отца, а может и желание воспользоваться ситуацией.

- Ирина! – возмутился третий. – Что за бред он тут нёс и куда это он пошёл?

Бахчушина уже было хотела последовать за Михайлиным, но её остановили слова Ильинского:

- Не беспокойтесь, я уже в курсе, что Ванька не мой сын и, как выяснилось, не имеет ко мне никакого отношения. Я, собственно, поэтому и пришёл поговорить, а вернее сказать, что на этом моё спонсорское содержание прекращается и платёж за август был последним. Шантажировать меня тебе больше нечем – жена всё знает.

Ирина стояла уже бледная почти под цвет кафеля, которым была отделана кухня, и ловила воздух ртом, пытаясь что-то сказать, но тщетно.

- А вам, уважаемый, не знаю кто вы и кем вам приходится эта мошенница, - он обратился к незнакомцу. - Но на случай, если и вы считали этого ребёнка своим и так же, как и мы содержали его, советую сделать тест.

- Что?! – возмутился мужчина и привстал из-за стола.

- Я, кстати, тоже прекращаю своё спонсорство, - раздался голос Михайлина, появившегося у кухонного прохода с ребёнком на руках.

Он отдал ребёнка Ирине и продолжил:

- А на тебя, мошенница, если только хоть что-то пикнешь моей жене, я подам в суд! И поверь мне, отсужу не только всё, что я тебе проспонсировал, но и моего сына.

- Он не твой! – нервно выкрикнула Бахчушина, напугав ребёнка, который заплакал.

Ирина, поняв, что она случайно выкрикнула то, о чём нужно было молчать, злобно посмотрела сначала на Михайлина, затем на Ильинского и выбежала из кухни в детскую, плотно закрыв за собой дверь.

Мужчины так и остались на своих местах, не говоря ни слова и не нарушая наступившую, говорящую о многом и больше, чем сотни слов, тишину. Лишь из детской доносился затихающий плач ребёнка.

Ни Ильинскому, ни Михайлину здесь делать уже было нечего. Случайно вырвавшаяся на свободу фраза была более чем просто понятной всем присутствующим.

Первым нарушил молчание шумно выдохнувший Ильинский. Он словно вернулся в реальность и направился на выход. Ему здесь уже нечего было делать. Он знал, что Ванька не его сын, Ирине сказал, что и хотел, а теперь скорее уйти отсюда и … Запомнить! Навсегда запомнить этот жестокий жизненный урок, который должен остаться на подкорке напоминанием о своей беспечности, нерешительности, слабости и … беспросветной глупости! Как он мог так легко поддаться на такой «топорный» шантаж! Нужно было сразу действовать, а не делать так, как он поступил. Если бы он только … Да уж… Если бы, да кабы, то и не было б беды.

А теперь … А теперь у него есть всё, что нужно, чтобы вернуть свою Марьюшку и сделать то, что и собирался. А этот постыдный эпизод … Конечно, он всё ей расскажет. Должен рассказать! Нет, это его не оправдывает, но … Она поймёт, она всегда его понимала.