Онлайн книга «Лыцарь + Драконтесса =?»
|
«Солнце кануло в реку. День близок к концу. Где-то там, в вышине запредельной, Звездоцветы, рассыпав по небу пыльцу, Снова шепчут слова колыбельной. Вот по этой блестящей ночной ворожбе, Собирая разбитые звенья, По цепочке из снов я направлюсь к Тебе, К перекрёстку надежд и забвенья». Казалось, сама любовь водила рукой того, кто написал всё это – такая сверхъестественная сила была заложена в каждое слово. Пашт долго не решалась оторвать взгляд от сияющих строчек, чтобы увидеть автора: она боялась разочарования, ведь тот, о ком она мечтала, никогда не слагал стихов. Размеренный, строгий и прохладный Великий Змий Апалал был просто не способен на такие проявления чувств. Или способен? А слова продолжали возникать, даря надежду на счастье. Последние строчки Пашт прочитала сквозь пелену слёз. «Если взглядом поманишь, коснёшься руки И улыбку заронишь мне в душу, Для тебя всем законам и снам вопреки, Всё что скажешь: достигну, разрушу, Докажу, перестрою, создам и солгу! Лишь бы утром вновь встретилась мне ты, Когда красное солнце на чёрном лугу На восходе сожжёт звездоцветы». А потом кто-то нежно коснулся её руки, и Пашт решилась поднять взгляд, чтобы утонуть в чёрных безднах глаз её возлюбленного. Несмотря на солидную дозу Мёда Поэзии, Апалал не принимал участия во всеобщем танцевально-предбрачном ералаше, величественно, словно скала, стоя посреди всеобщего радостного движения, потому что считал, что хоть кто-то должен сохранять присутствие разума и держать руку на пульсе событий. Пульс, кстати, зашкаливал, причём как у самого советника и его возлюбленной, так и у ситуации, которая развивалась стремительно и непредсказуемо. *** Когда наступила ночь, разгорячившихся женихов и невест препроводили в специально отведенные гостиницы, где веселье продолжалось до утра. Да и можно ли было уснуть после такого реального отжига на дефиле?! По городу до утра бродили искрометно влюблённые парочки, в трактирах пытались повторить движения танца сверхнормных и громко хохотали, ещё и ещё раз повторяя слова Замзагул о зубике. Только один горе-жених в одиночестве слонялся повсюду,хотя слона он не напоминал ни в одном из своих воплощений, да и одиночество у него было не простым, а тройственным, что гораздо тяжелее обычного одинарного одиночества. – Нет! Не она это! – грустно бормотал он. – Моя красивше была и добрее! Говорила, что очень рада! А эта злая! Не то подсовывают! Фальшивка! Да я их на всю Вселенную ославлю, обманщиков! В этот момент на макушку каждому из трёх одиночеств свалилось нечто увесистое, и знакомый голос произнёс: – Эй! Нидхёгг в трёх лицах замер на месте, а потом каждый из блестящих аристократов с торчащим зубиком поднял голову и взглянул в вверх, в темноту. Оказалось, что они в своих горестных блужданиях пришли под балкон замка Замзагул. – Что? – запоздало спросили все три ипостаси, когда снова получили по макушкам. – Я сказала: «эй»! – донеслось с высоты. Голос, казалось, принадлежал принцессе, но всё же был каким-то иным, более плавным и совершенным, что ли. – И что это значит? – хором спросили три аристократично зубастые ипостаси, потирая макушки, которые теперь украшали внушительные шишки. – Это значит, что я очень, очень, очень, очень, очень и ещё сто миллионов раз «очень» рада вас видеть! – сказали с балкона, будто застряв на одном слове, но потом всё-таки выправившись в нужное русло беседы. |