Книга Безумные Альфы, страница 103 – Ленор Роузвуд

Когда слова слетают с языка, я понимаю: я не уверен, что способен отпустить её. Хотел бы думать, что способен. Хотел бы верить, что во мне есть хотя бы один бескорыстный поступок.

Возможно… она бы и не захотела уходить.

Я позволяю себемгновение фантазии. Представляю Айви рядом со мной — как мы охотимся, как рвём этот прогнивший мир изнутри.

Если она действительно хочет изменить этот грёбаный порядок, её шанс — не с Тэйном. У того слишком болит сердце из-за папочки. Папочкиного верного песика узнаю издалека.

Но даже теперь, когда я предлагаю свободу, — я вижу колебание в её глазах.

Интересно.

Она думала, что хочет уйти… но столкнувшись с реальной возможностью, она сомневается. Её это потрясает. Я наблюдаю за ней, думая: может, её инстинкты омеги, связавшие её с нашей стаей, сильнее, чем голод по свободе.

Она знает, что здесь свободы ей не будет. Неужели не знает?

Потом её челюсть напрягается. Решение принято.

— Ладно, — шепчет она едва слышно.

Я нахожу бутылку водки на кухне, возвращаюсь к ней и оседаю на пол. Делаю большой глоток, затем опускаю голову вперёд, белые волосы падают на лицо.

— Давай, маленькая омега. Не промахнись.

Первое прикосновение лезвия отправляет по позвоночнику разряд электричества. Я сжимаю зубы, заставляя себя сидеть неподвижно, пока она начинает резать.

— Твою мать… — шиплю, делая ещё один глоток.

— Прости, — шепчет она, и её тёплое дыхание касается моей кожи.

И впервые за долгое время я не знаю, что именно жжёт сильнее — сталь в плоти или её близость.

— Не извиняйся. Просто сделай это.

Она думает, что мне больно. Отлично. Лучше так, чем если бы она узнала правду о том, что она делает со мной… даже — нет, особенно— когда держит нож у меня под кожей.

Она работает молча несколько секунд, затем спрашивает:

— Ты говорил… раньше… что вы с Призраком… что у вас общее прошлое. Что ты имел в виду?

Я напрягаюсь. Память накрывает волной — та, которую я годами пытался утопить в крови и водке.

Но, возможно, разговор отвлечёт меня от боли. Удержит от того, чтобы сорваться. Или, что куда хуже… возбудиться.

— Меня выращивали во Вриссии для программы суперсолдат, — начинаю я, чувствуя, как от наплыва воспоминаний акцент густеет. — Отбирали лично. С рождения экспериментировали.

— Как ты сбежал? — спрашивает Айви, прижимая лезвие глубже.

Я усмехаюсь мрачно:

— В свой сладкий шестнадцатый день рождения. Лаборатория взорвалась. Я бежал, пока ноги не отказали.

Вспышки огня, запах горелой плоти, крики. Я отбрасываю память.

Фокус — на настоящем.

— Я иногда думаю, сколько ещё беглецов выжило, — продолжаю. — Маловероятно, но, возможно, это единственное объяснение безумнойсилы Призрака. И его… внешности. Что бы с ним ни делали — было неестественно.

Руки Айви ненадолго замирают.

— Что ты имеешь в виду?

Я помню тот мимолётный взгляд на его разрушенное лицо, когда на операции маска Призрака соскользнула.

Как он мгновенно напал на меня, щёлкая зубами.

— Он похож на другой эксперимент, — слова вырываются сами, прежде чем я успеваю остановить себя. — На того, кто сидел в камере напротив меня.

Айви снова принимается за работу, теперь ещё осторожнее.

— Другой эксперимент?

Я киваю, морщась от боли.

— Он не был похож на человека. Ни внешне, ни по поведению. Гораздо агрессивнее Призрака. Громадная, изуродованная тварь, известная лишь под номером 3686. — Я делаю глоток водки. — Его называли Рыцарем.