Книга Проклятая попаданка серебряной совы, страница 77 – Нана Кас, Мари Кир

Он поднимает на меня глаза с немым потрясением. Как будто за вечность в проклятье никто не произносил для него этих слов. Его пальцы невероятно медленно разжимаются, и теперь моя ладонь лежит в его, на тёплой, живой, израненной коже, исполосованной шрамами, которые я не вижу, но чувствую каждой клеткой.

В эту секунду, среди промозглого холода, страха и разверзшейся бездны временной петли, между нами что-то пробегает. Хрупкое, как первый снег, и тёплое, как этот жаркий огонь в камине. Это тихое, щемящее признание, что мы оба, такие разные, оказались в одной клетке. И ключ от неё сможем выковать вместе. Во мне рождается щемящая нежность к этому израненному, вечному солдату потерянной войны. И в ответ я вижу отсвет невероятного облегчения от того,что одиночество наконец закончилось.

Сейчас не время для слёз. Есть время только для мысли, острой и расчётливой, как лезвие.

Я забираю свою руку и вынимаю из кармана маленький изящный футляр с золотой шестерёнкой на бархате, холодной и совершенно простой.

— Я нашла это в комнате Елены, — говорю я, и мой голос звучит удивительно спокойно. Виктор смотрит на деталь, и в его глазах мелькает искра узнавания, смешанная с недоумением.

— Ты мне уже показывала её, она напоминает одну из шестерёнок Хранителя. Но она… отсутствовала всегда. С самого начала.

— А если её убрали? — возражаю я, поднимая шестерёнку так, чтобы огонь камина отразился в её полированной поверхности. — Предположим, твоя теория верна, и артефакт питается… поглощает. И он забрал Елену, но что-то пошло не так. Механизм сломался. А чтобы удержать свою силу, сохранить в этом… состоянии, ему нужна была особая жертва. Не жизнь, а память. Или связь. Эта шестерёнка… Она была её вещью? Подарком Киллиана?

— Он делал ей украшения, — медленно кивает Виктор, вглядываясь в деталь. — Маленькие, хитрые механизмы в виде брошей, часов… А это мог быть прототип…

— Значит, она не просто хранила её, — продолжаю я, чувствуя, как гипотеза обретает плоть. — Это может быть связь Елены с ним. С миром. И когда артефакт активировали, он потянул её к себе, но эта вещь… эта физическая память о любви? Возможно, она действовала как якорь. Не дает Елене исчезнуть полностью. Но и не позволяет вернуться. Она застряла. Как и все вы.

Я кладу шестерёнку ему на ладонь, и он сжимает её.

— И что ты предлагаешь? Вставить её на место? И надеяться, что это всё исправит? Это не инженерная задача, Лидия!

— Я предлагаю не сражаться, — говорю я твёрдо, ловя его взгляд. — Сражаться — значит играть по правилам тени, которая питается конфликтом и отчаянием. Я предлагаю её освободить.

Он смотрит на меня, не понимая.

— Я думала о том, что ты сказал. О том, что тень в тебе лишь часть. Что, если это не одна заблудшая душа? Что, если артефакт столетиями пожирал тех, кто пытался его использовать? Отцов, дедов, прадедов Крыловых? И их души, их боль, их неутолённая жажда жизни смешались в один голодный, безумный клубок? А Елена… — Я делаю паузу, собираясь с мыслями. — Она была другой. Она не хотела власти над временем. Она просто любила.Что, если Елена — не жертва, а… ключ? То, что может распутать узел скорби!

— Ты говоришь как мистик, — бормочет Виктор, но без насмешки, с усталым вниманием и тенью смутной надежды.