Книга Жена мертвого князя, страница 59 – Кристина Юраш

— Долго еще, любимая? — послышался мертвый голос, а я панически потянула за вышивку, но та не поддалась. Слишком крепкими оказались нитки.

Может, раньше мне было бы и жаль распускать такую красоту, но сейчас, когда пальцы дрожали от напряжения, а внутри все вздрагивало от ужаса, я понимала, что ни одна вышивка не стоит моей жизни.

— Нет, еще чуть-чуть, — пролепетала я, с надеждой глядя на Лесьяра. — Это как в ремонте. Всегда еще чуть-чуть осталось!

Я еще раз рванула вышивку, чувствуя, как крепкие нитки врезаются в руку.

Меня схватила холодная рука, а я опомнилась и успела вынуть из уха сережку — подарок. Она упала в темноту.

Рука тут же вернулась обратно.

— Так, мелкие штрихи остались, — пробормотала я, стараясь сохранять присутствие духа. — Пройтись, посмотреть, ничего не забыла… А у тебя ничего так ремонтик. Дизайнерский… Андреграунд? Да? Я просто не знаю, есть ли такой?

Я сняла еще одну сережку и медленно бросила ее черную бездну.

Только я подумала, что бы еще оборвать, как вдруг прокричал петух. Причем так близко. И солнце золотом стало развеивать туман. Первые лучи солнца ослепили меня, показавшись среди веток. Я зажмурилась, а потом испуганно осмотрелась.

Я стояла посреди травы. Не было ни намека на могилу. Ничего не было. Только я и мой страх, который все еще трепал меня.

— Ой, мамочки, — прошептала я, чувствуя, как силы мне изменяют.

Солнечный свет разгонял мрак ночи и сумрак утра, а я шла по памяти, хотя, слабо помнила дорогу. Мне повезло. Княжеский терем был виден издалека. Его серые, отсыревшие башни торчали над деревьями, а я еле перебирала ногами.

Казалось, это какой-то страшный сон. Дурной, нехороший, после которых просыпаешься с тяжелой головой и испорченным настроением.

В тереме было пусто. Я вошла, чувствуя, как ноги подкашиваются, а силы мне изменяют.

— Баба Дуня, — позвала я, ввалившись в комнату. Так я и ссыпалась возле двери.

— Баба Дуня… — слабым голосом позвала я, все еще находясь в плену страха. Он не выходил из меня, словно холод после долгого пребывания на морозе. А как начал выходить, так меня затрясло.

— Баба Дуня… — позвала я жалобно.

— Ась? — встрепенулась баба Дуня, проснувшись. — Ой, дитятко… Что с тобой?

Я чувствовала, что не могу сказать. У меня от страхадаже язык отнялся.

— Ой, милая! — прошептала баба Дуня. — Сейчас водицы наговоренной дам. Сейчас отшепчу.

Она принялась гладить меня по лицу морщинистыми теплыми руками и что-то бормотать… Потом потребовала принести воды.

Вода стояла в миске, а баба Дуня склонилась к ней и что-то нашептывала: «Страх — рах, уходи, девицу Милану отпусти… Оковы разомкни, с тела ее белого сойди… Шепчу на водицу для девицы белолицей…»

Она шептала, а потом начала меня отмывать. Студеная вода стекала по моему лицу, а я чувствовала, как мне становится легче.

— Еще несите водицы! — крикнула баба Дуня. — А эту за ворота вылить!

Принесли еще воды. Баба Дуня зачерпнула и давай ее отшептывать. Потом дала выпить. Вода показалась какой-то горькой.

— Горько, — поморщилась я.

— Ну понятное дело, горько! Я что? Зря шептала? — спросила баба Дуня. — Меня этому еще мамка — покойница научила!

Я выпила всю воду, как вдруг почувствовала, что страх отступает.

— Ой, перепугала же ты меня, дитятко. Вся рваная, напуганная… — шептала баба Дуня. — Ну, хоть цела вернулась!