Книга Жена мертвого князя, страница 16 – Кристина Юраш

— Давай, зажмурься и… — шептала я, втайне надеясь, что проснусь я по будильнику. Теперь мой будильник, который я ненавидела по утрам, казался мне райской музыкой.

Я открыла глаза, а вокруг был день деньской. Солнце ломилось в окно яркими лучами, заставляя щурится.

— Проснулась, солнышко ясное! — послышался голос бабки. — Сейчас я тебя учить буду! Князюшку твоего уже схоронили. Сейчас тризна будет. А ты должна будешь на ней себя показать. Что у тебя не забалуешь!

Бабка открыла сундук и достала наряд, похожий на сбрую. Из-за вышивки он весил килограммов десять.

— Иди сюда, вдовушка. Вдовушка — соловушка, — кряхтела бабка, помогая мне умыться и облачиться. — Вон, гляди, что я тебе сготовила! Ешь, не робей!

Я увидела кашу с грибами и несколько ломтей хлеба.

Голод превратил меня в кровожадное чудовище. Воспитательница в детском саду сейчас бы прослезилась бы от умиления, глядя, как я уплетаю кашу за обе щеки.

— И домовому мисочку поставь! — потребовала бабка. — Так принято!

— Домовому? — спросила я, облизывая расписную деревянную ложку.

— А то! — хмыкнула бабка. — Теперича ты хозяйка терема! Так что помощь домового тебе понадобится!

Он взяла остатки каши, которые я не доела, взяла маленькую узорчатую миску и положила сверху хлебушек.

— Ну что, неси ему! — произнесла бабка, а я пожала плечами. — Ласково! Помни!

— А куда нести? — спросила я, осматриваясь.

— Возле сундука поставь… — кивнула бабка, а я поставила миску, поправив хлебушек.

— Угощайся… — произнесла я робко.

— Домовой, батюшка! — подсказывала бабка, как вдруг в углу что-то зашелестело. Черная мохнатая рука вылезла из темноты, схватила миску и…

Я медленно отступала, чувствуя, что никак не могу привыкнуть к чудесам.

— Ну вот и славно! — заметила бабка.— Баба Дуня тебя плохому не научит!

О! Теперь я знаю, как бабку зовут! За сундуком что-то чавкало, а я смотрела то на сундук, то на бабку.

— Домовой он и о беде предупредит! — заметила баб Дуня, нараспев. — Как навалится на тебя, ты сразу такая: «К худу или к добру?». А он тебе ответит!

— Спасибо, — выдохнула я, понимая, что сигнализация активирована.

— Ну что! Иди на тризну! Лицо бледное, каменное, скорбное! — наущала бабка. — Словно ты за всю ночь все глаза выплакала, а наутро слез не осталось. — Ну давай, поплачь сейчас!

Я как ни пыталась, не выходило.

— На! Я тут для тебя луковку припасла! — заметила бабка. — Ты ее в платочек заверни… И глаза ею разотри!

Я поднесла разрез луковицы к глазам, а слезы выступили моментально.

— О, совсем другое дело! — потерла руки бабка. — Понимаю, что слезы проливать по нему не хочется, после того, что князь с отцом твоим сотворил…

Так, а этого я не знала!

Любопытство раздирало меня, а баба Дуня махнула рукой.

— Что было, то было… — вздохнула она. — Так что туда ему, князюшке, и дорога! Нечего прошлое ворошить, а то беду накличешь! Давай, девка! Сейчас выйдешь к тризне, лицо подымешь, чтобы все слезу видали. Коли на княжем месте чья-то задница греется, бровь нахмурь сурово! И скажешь. Ты почто княжеское место занял! Не успели князя, мужа мово. Прямо так и подчерни! Не успели мужа мово схоронить, а ты уже место греешь. Место, которое я сыну отдам, княжескому! Поняла?

Что-то мне туда не хочется! Я чувствовала, что меня там не ждут.

— А если ерепениться будет, так сразу и скажи! Значит, ты мужа моего со свету сжил, пес шелудивый! — бабка уперла руки в боки, а я боялась, что такое не повторю. — Ты на ус мотай!