Онлайн книга «Предназначение»
|
– Вот так добыча! – Борис едва не облизывался. – Боярин, распорядись. В Пыточный его, и пусть со всем бережением допрашивают, не дай Бог с собой покончит или о чем спроситьзабудут! Он у меня до донышка выльется! Понял? – Как не понять, государь! Исполню со всем старанием! Стрельцы Истермана подхватили, потащили, а Борис на Устю посмотрел: – Душа моя, как ты, еще потерпишь? – Конечно, родной мой. Сколько надобно. До позднего вечера терпела Устинья. Допросы терпела, разговоры, дела важные, ровно тень за мужем следовала, оглядывалась. А вдруг? Но более никого не было. И только вечером, оставшись с Борисом наедине, позволила она себе разрыдаться на широком мужском плече. Разрешила слабой стать, беспомощной. А Борис гладил жену по волосам и думал, что день они чудом пережили. Но что еще впереди будет? Жив еще Орден, не закончен бой. Что-то придумают вороги? Глава 9 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой Боря спит-почивает, а ко мне и сон нейдет. Муж почти сразу как до кровати добрался, так и упал, считай, без чувств, а я не просто так сижу, думу думаю. Разошлись дорожки, поменялось полотно Живы-матушки. Хуже ли оно станет, лучше ли – не ведаю, а только для меня завсегда лучше будет, ежели Боря жив. Не способна я о высоких материях, видно, думать, бабский ум проще мыслит. Были б мои родные да близкие живы и здоровы, мне и того довольно будет. Боренька жив, и малыш наш живой, растет во мне. Любава умерла сегодня. Я точно знаю, она через час умерла после того, как Михайла ушел, может, чуточку поболее часа. Так четко я это ощутила, ровно свечу задули. И знаю, последние ее минуты страшными были. А не жалею. Ни капельки ее я не пожалела. Она ведь до последнего укусить, уязвить старалась, зубами бы загрызла, когда рядом оказалась, так за что жалеть ее? За то, что зло, как гадюка, свою же хозяйку ужалило? А и поделом ей. Федор? И того не жалко мне. За все, что с Россой сделал он в той, черной жизни моей, ему и шесть смертей мало было. И ведь не просто так пришел он. За мной пришел, с намерением похитить, утащить, а уж что бы он со мной сделал – даже и подумать противно, тошнота накатывает, накрывает. Мерзость! Михайла вот… Странно, но его мне даже жалко. Не забылось все, что творил он, помню я, как он Аксинью растоптал, что со мной сделал, что по приказу Федора творил, сколько людей хороших со свету сжил, а только вот… и ненавидеть, как прежде, не могу я уже. Может, и не таким он плохим человеком был, и меня-то любил изначально, а только что Федор, что мамаша его – они как смола липучая были. Попали на тебя брызги, а на них потом такое поналипло, то ли человек, то ли черт какой… Не успел еще этот Михайла полной и бесповоротной мразью стать, так я о нем и думать буду. Так и вспоминать. Сына в его честь не назову я, ни к чему, а все же… Покойся с миром, Михайла Ижорский. А я к тебе на могилку ходить буду и душу твою поминать… Может, и легче тебе от этого будет, кто ж знает? Простила я тебя и отпускаю с миром. Истерман. Тоже гадина. Двадцать с лишним лет Федьке было, так когда ж это все началось? Пусть из него палачи все вытряхнут, не пожалею, не посочувствую. На мужа моего он руку поднял, за такое самабы разорвала в клочья. Книга Черная, лютая, колдовская… А кто-то остался из этого рода поганого? Когда посчитать? |