Онлайн книга «Возвращение»
|
Устинья аж кулаки сжала. Сейчас бы сарай кру́гом обойти да и в дверь. А там… Михайлу – вилами, Ксюху за косу выдрать, коли не понимает, дурища, чем играет! И ведь лепечет… неуж сама не слышит? Играют с ней! Простоиграют! Как с котенком месячным! У нее-то голосок влюбленный, а Михайле скучно. Едва не позевывает. Нельзя шум поднимать. Нельзя. Оставалось стоять и слушать. И Ксюхины жалобы на злобную-вредную Устинью. И Ксюхины рассказы про их семью… да что ж ты делаешь-то, дуреха?! Ты ж чужому человеку такое рассказываешь, что и близким лучше не знать! К чему ему дела отцовские? К чему ему боярин Раенский? Так бы и треснула чем потяжелее! А Михайла выспрашивает, интересуется… ведь не просто так! Нет. Нельзя ей дольше тут находиться. Не выдержит она, сейчас к двери ринется да в глаза негодяю вцепится. И не оторвут. Развернулась Устя да и к себе, обратно. Настасье три рубля отдала, поблагодарила, на лавку легла… у самой сна ни в одном глазу. Михайла. И Аксинья. Неуж и тогда он сестренке голову морочил? А ведь мог! Еще как мог! И заморочить, и влюбить в себя, и… И всю жизнь, как он сам сказал, он одну Устинью любил. Не оттуда ли ненависть Ксюхина? Когда б Устинья такое узнала, она б тоже не простила. Никогда не простила. Чтобы мужчина тебе голову морочил, а сам другую любил? Такое не простишь, не забудешь. Но Устя-то в чем виновата? А в том, что на свете есть, так-то. Вспомни, Устя, монастырь. И девчонку-трудницу, которую мать во всем винила. Когда б не дочь первой родилась, а сын, муж бы и не выпил на радостях, не оскользнулся бы в сугробе, не ударился б головой и не замерз. Не пришлось бы горе мыкать… Чем тут дочь виновата? Тем, что дочерью родилась, не сыном. Такую жизнь несчастной девчонке устроили, что та лишь в монастыре и успокаивалась. И Ксюха так же… хоть и невиновна Устя, а достанется ей и за себя, и за Михайлу. А делать-то что? С Аксиньей поговорить? Объяснить, что не нужна она Михайле? А как? Что сказать, чтобы сестрица поверила? Кроме крика и лая пустого, ничего и не получится. Не поверит она, потому что верить не захочет. С Михайлой поговорить? Даже если время выбрать, если получится с ним увидеться, кто сказал, что прислушается он? Ему ж в этой жизни только деньги и власть нужны, он к ним лезет, и хватка у него мертвая. И не нужна ему Ксюха будет, а не отпустит. Разве что Устя еще в его паутине запутается. И… Не сможет Устя пока с ним поговорить. Не выдержит. Закричит, в морду вцепится… Ни к чему. А делать-то что? Или ничего не делать? Пусть идет, как получится?Что Михайла сейчас сестре сделает? Да ничего, разве голову заморочит! Что Устинья ему может сделать, сказать? Опять ничего. Остается только ждать. А чего дождется, бог весть. Может, бабушка приедет – хоть что прояснится? Скорее бы… * * * Боярина Ижорского Михайла в лицо давно узнал. А вот что боярин на него внимание обратил… стоит посреди коридора, в три дня на коне не объедешь. Грузный, неповоротливый… – Ты, что ли, Ижорский будешь? – Я, Роман Феоктистович. – И меня знаешь? Откуда? – Я тебе, боярин, в родню не набиваюсь. Своя есть. А только любопытно было, вот и посмотрел. Боярин нахмурился. Что рядом с царевичем какой-то Ижорский находится, он знал. Да сколько их? Пятый сын седьмого сына… там поди разберись, кто кому и кем приходится. Общая кровь есть, может, капля. А может, и того уж нет. |