Книга Полукровка, страница 139 – С. И. Вендел

Ей не потребовалось много времени, чтобы разобраться где находится рынок, и Орек попытался сдержать гримасу. В воздухе здесь витало еще большее множество ароматов, киоски были переполнены товарами. Люди заполняли узкие проходы, неторопливо делая покупки.

Почувствовав, как она сжала его руку, он посмотрел вниз и увидел, что ее лицо исказилось сочувствием.

— Носки и яблоки, на этом все, я обещаю.

Он сжал ее руку в ответ.

— Все, что захочешь. Не торопись.

Она терпеливо посмотрела на него, зная, что он сказал это только ради нее. Решительно кивнув, она вывела их на оживленную рыночную площадь.

Сорча шла ровным и решительным шагом, быстрее многих других покупателей, но им мешали люди, бродившие между киосками, и другие, торгующиеся за товар. Торговые прилавки выстроились вдоль городской площади в несколько рядов, образуя концентрические круги, которые уводили людей все глубже в лабиринт товаров.

Из-за своей громоздкости Ореку было трудно двигаться быстро, но мало кто задерживался на пути, увидев его размеры. Сорча шла бодро, чтобы не привлекать лишних взглядов.

Он позволил ей вести себя, не заботясь о том, куда они направляются. Вместо этого он поднял глаза, наблюдая за людьми из тени своего глубокого капюшона. Десятки и десятки лиц начали расплываться перед его глазами, но одно зацепило его взгляд, как рыбу на крючок.

Орек остановился посреди переулка, не сводя глаз с пожилой женщины, подметавшей крыльцо дома сразу за городской площадью.

Мир рухнул — все люди позади них, которые ворчали из-за внезапной остановки, Сорча рядом с ним, спрашивающая, все ли с ним в порядке, — все они утонули в шуме крови в его ушах.

Глаза, точно такого же цвета и формы, как его собственные, уставились на негочерез пустое пространство, лицо — которое он узнал бы где угодно — застыло от шока.

Мать.

Сердце Орека болезненно сжалось в груди. Я не могу забрать тебя. Это к лучшему, Орек. Однажды ты поймешь.Ее последние слова эхом отдались в его голове, сопровождаемые звуком ее слез в темноте. Она никогда не позволяла никому видеть, как она плачет, но ночью, укрывшись в уединении ее душераздирающие рыдания, свидетелем которых был только Орек, разносились во тьме.

Эти глаза пристально смотрели на него, теперь они стали старше, по углам пролегли тонкие морщинки, а над черными, резкими бровями в ее темных волосах, убранных назад под косынку, появилась седина. Лицо, которое он когда-то так хорошо знал, всегда с жестким, зловещим выражением, было загорелым, с глубокими морщинами вокруг рта и над бровями. И все же… она не выглядела такой суровой. Нет, по крайней мере, до тех пор, пока не пришло осознание.

Даже когда ее губы сжались, а глаза сузились, Орек не мог сдержать тяжесть в груди, болезненную, отчаянную потребность, которая тянула его к ней.

Он хранил пальто, которое она оставила, прижимал его к лицу по ночам в течение многих лет. Даже когда ее запах исчез. Даже когда нитки разошлись и ткань истлела в клочья. Но даже в виде обрывков оно было дорого, и он оплакивал потерю так же остро, как и ее, когда несколько лет назад его палатка таинственным образом загорелась.

Эта ужасная, глубокая боль отозвалась в нем эхом, в точности повторяя детский крик.

Не оставляй меня.

Он прошел от рыночных киосков в пустое пространство между ними и домами, окружающими площадь, но остановился в нескольких футах от нее, когда она подняла руку.