Книга Влюбленная, обреченная, заговоренная, страница 56 – И. Б. Циммерманн

Он театрально вздохнул, однако теперь этот вздох вписывался в связанную с ним драму. Если у вампира урчало в животе, это не делало его сразу опасным, существовала определенная зависимость, сопровождавшая нежизнь кровососов, понятную, наверное, только людям с подобным опытом. Вампиры на многое были готовы, если могли получить за это большой глоток. Да, конечно, большинство из них держались стойко, преступления случались редко, но у Моны не хватало воображения, чтобы представить себе, какие для этого требовалось приложить усилия.

Она чувствовала некоторую нервозность, которая, хотелось верить, не приведет к появлению Бальтазара, потому что Борис тем временем уже коснулся губами ее запястья. Его дыхание было таким же холодным, как и его кожа, раньше она никогда так остро это не ощущала. Но, очевидно, эта прохлада отличалась от его обычного трупного холода, руку начало покалывать, как будто она занемела, и Мона перестала чувствовать давление его пальцев. Как только Борис открыл рот, она быстро закрыла глаза.

Мона действительно ничего не чувствовала, ни его зубы, ни потерю крови, однако ее сердце колотилось так возбужденно, что она не могла понять, с чем связано онемение в конечностях: с укусом или с волнением. Комментарии Бербель «И глоток, и глоток, и глоток»не очень-то помогали. Скелетиха определенно веселилась от души.

Лишь когда Борис закашлялся, Мона осторожно открыла один глаз и покосилась на него. Он зажал рот тыльной стороной ладони и, похоже, боролся с собой. Мона нервно потянула свою руку обратно, однако Борис сразу покачал головой.

– Х-хуже, чем чили, – охнул он.

В этот момент Мона пожалела, что опустила взгляд на свою кожу. Наискосок по ногам ангела у нее на запястье немного размазалась кровь. Видимо, Борис языком закрыл ранки от укуса или вытер кровоподтек. К счастью, это оказался единственный след. Рот у него был чист, зато в глазах стояли слезы.

– Так плохо? – растерянно пискнула Мона, и он кивнул.

– Н-никогда еще такогоне пробовал… – его голос звучал глухо, как если бы Борис ел на спор перец халапеньо, даже губы слегка припухли, глаза покраснели, а на лице отражалась му́ка.

– Горячая ведьма,– посмеиваясь, прокомментировала Бербель.

– Даже слишком.

– М-мои огненные силы просто… ну… – начала Мона, догадавшись, что происходящее имело отношение к ее неконтролируемой магии. – Но… но… эм, заклинание! – к счастью, сразу вспомнила она и схватила листок.

– Пусть сгорит другая. С горячими каплями ведьминской страсти. Только кровь ее уз пусть течет в теле и в сердце. Заколдовать!

Она щелкнула пальцами. Ничего не произошло. Даже покалывания не появилось, но для колдовства в этом нет ничего необычного. Кому хотелось тамтамов, фанфар и фейерверков, пусть попробует себя в волшебстве. Потом Мона услышала, как Борис громко шмыгнул носом. У него на самом деле текло из носа и слезились глаза, хотя Мона была не уверена насчет этой жидкости – прозрачная, склизкая, как у смертного… вампиры, конечно, пьют воду, и все же…

– Эм… сработало?

– Мокоесть? – почти совсем неразборчиво пробормотал Борис.

– Что?

– Молоко!

Значит, вот насколько она острая. Мона тут же слезла с кровати и побежала на кухню, при этом чуть не поскользнувшись на повсюду валяющихся газетах. Оставалось надеяться, что старика Бориса устроит миндальное молоко, потому что в доме эковедьмы хищницей была только венерина мухоловка на подоконнике.