Книга Между раем и адом, страница 153 – И. Б. Циммерманн

В ту же секунду, когда Мона сформировала огненный шар, вампир швырнул шкатулку с камушками в сторону саркофага и сам бросился за ней. По комнате эхом разнеслось бренчание, когда коробочка разбилась о крышку гроба. Носдорф что-то рявкнул, Мона не разобрала слов: она тем временем изо всех сил пыталась сломать колдовской круг… а лучше сжечь дотла всю эту чертову гробницу.

– Мони? – завопил Борис.

Она быстро оглянулась через плечо. Судя по всему, клич Носдорфа послужил сигналом для его слуг, и, хотя лицо мужчины в дверях покрывали отчетливые следы укусов и когтей, а один глаз просто отсутствовал, он набросился на Бориса. Тот с трудом увернулся от атаки. – Ведьма должна остаться невредимой! – прокричал Носдорф.

Таким образом Мона могла лишь наблюдать со стороны, как Бориса вытесняют из зала.

Наверное, так даже лучше. Она посмотрела на свои ладони. Единственный оставшийся у нее шанс – это колдовской огонь. Как там звучал их план? Сжечь Сонотепа. А лучше сразу и Носдорфа вместе с ним, так что лучше пусть друзья держатся на безопасном расстоянии.

Мона снова развернулась, на этот раз ударив горящим кулаком по защитному кругу. Магия, как разбитое стекло, посыпалась на пол. Купол протяжно загудел, брызнуло еще больше осколков. Но и призыв продолжался, сверкая все ярче. Нити магии окружили саркофаг. Носдорф подключилсяк монотонному пению некромантов. Хрипло затянул последний куплет, пока магическая энергия все плотнее и плотнее обвивала саркофаг.

– Ну давай же! – взревела Мона на чертов барьер.

Носдорф вновь коротко усмехнулся и шагнул ближе к саркофагу. Язык его призыва изменился, отделился от слов некромантов, которые продолжали говорить на латыни. Его голос, напротив, создавал звуки, которых Мона никогда раньше не слышала. И судя по его взгляду, Носдорф взывал прямо к саркофагу Сонотепа. Лишь сейчас Мона заметила, что там, на крышке, лежал золотой шар, вероятно, когда-то бывший скипетром… и первоначальным сосудом сил Бальтазара. Носдорф обращался не к Сонотепу, он обращался к реликвии.

– Нет, нет, нет!

Удары Моны по колдовскому кругу теряли силу, но теперь она колотила по трещине, и это действительно возымело эффект. От непрекращающейся вибрации выпал крупный осколок, и Мона стукнула пылающим кулаком прямо по нему. В тот же миг все ее тело дернулось. Ее словно кто-то толкнул. Невидимая сила потянула ее, но Мона чувствовала острую необходимость ей сопротивляться. Перетягивание каната между смертной волей Моны и исполнением древнего обещания бога. Вопроса о том, кто победит, даже не возникало. Но Мона не сдавалась. Ее вдавило лицом в защитное поле. В отличие от стекла, оно состояло из магии, а поскольку его и так уже проломили, у щита не осталось шансов против божественных сил. Мону протащило внутрь сквозь сакральную магию купола – по ощущениям, как окунуться в кипящую воду. Все болело, и с другой стороны барьера она сразу рухнула на колени.

Силы ее покинули, желание сопротивляться заглушила резкая боль. Круг призыва сомкнулся в тот же миг, когда из сердца Моны ушло тепло, а из ее груди вырвалась яркая искра.

– Наконец-то! – зазвенел в ушах голос Носдорфа.

С огромным трудом Мона подняла голову и увидела завершение призыва.

Ее тихое «нет» превратилось в жалобный стон. Не может быть, чтобы все было зря. Этот вампир без зазрения совести приносил в жертву демонов, монстров, даже детей, и все ради борьбы за власть. Ни за какую любовь в мире Бальтазар не должен к нему примкнуть.