Книга Истинная: Вишневый Сад Попаданки, страница 24 – Инесса Голд

Я захлопнул книгу. Пыль взметнулась облаком.

Фантомные вкусы.

Значит, это не бред. Не галлюцинация.

Алисия ела вишню. Настоящую вишню. Там, где её быть не может.

Я вспомнил её глаза в нашу брачную ночь. Карие, теплые, полные скрытой силы, которую я принял за упрямство.

«В тебе нет магии», — сказал я ей.

«Я агроном», — ответила она тогда, в коридоре, сжимая карман кофты.

Я усмехнулся. Горько, зло.

— Что же ты вырастила там, жена? — спросил я у пустоты. — И почему я чувствую твою радость ярче, чем собственную жизнь?

Я не отменил приказ. Я не мог. Это вызвало бы подозрения у Мариссы и Совета. Но я знал одно: лейтенант Даррен — умный мужик. Он не даст ей умереть, если она действительно творит чудеса.

А я... я буду наблюдать.

И если этот вкус вишни вернется... я лично поеду на Север. И пусть вся Империя подождет.

Я вернул книгу на полку и вышел в коридор, навстречу холоду и Мариссе. Но теперь у меня была тайна. Крошечная, сладкая тайна, которую я не собирался отдавать никому.

Серые сумерки на Севере опускались не плавно, а падали, как тяжелый занавес в театре. Еще минуту назад снег был синим, и вот он уже черный, а ветер начинает выть на одной, особенно тоскливой ноте.

Но в этот вечер я ждала темноты не со страхом, а с нетерпением.

Я стояла у окна кухни, оттирая тряпкой, найденной в кладовой, слой вековой грязи со стекла. Мои руки покраснели от холодной воды, но внутри меня гудело ровное, мощное пламя, подаренное «Алой Королевой». Я съела еще одну ягоду в обед, и теперь чувствовала себя так, словно могла в одиночку перетащить гору. Или, как минимум, пережить зиму.

— Едут! — пискнул Казимир.

Домовой сидел на подоконнике, маскируясь под старую мохнатую шапку. Его уши локаторами поворачивались в сторону ворот.

— Слышу, — кивнула я.

Снаружи, сквозь вой ветра, пробивался звон бубенцов и скрип полозьев. Тяжелый, натужный скрип. Так скрипят сани, груженные чем-то весомым.

Лейтенант Даррен сдержал слово.

Я накинула на плечи платок (тот самый, единственный, что нашла в сундуке) и вышла на крыльцо.

Во двор въезжали трое огромных грузовых саней, запряженных лохматыми северными лошадьми-тяжеловозами. От крупов животных валил пар. На первых санях, рядом с возницей, сидел сам лейтенант. Увидев меня, он спрыгнул в снег — легко, по-военному, хотя сугробы были по колено.

— Три воза березы, Ваша Светлость! — отрапортовал он, подходя ближе. — Сухая, звонкая. Интендант чуть не удавился, когда выписывал накладную. Сказал, что мы золото в топку кидаем.

— Передайте интенданту, что здоровье Герцогини стоит дороже золота, — усмехнулась я. — Сгружайте у кухни.

Солдаты — крепкие, бородатые мужики в тулупах — принялись за работу. Поленья летели в кучу с глухим, приятным стуком. Запахло свежей древесиной и морозной корой. Для меня этот запах был слаще любых духов. Это был запах тепла.

Работа спорилась. Солдаты перешучивались, поглядывая на меня с любопытством. Слух о том, что «ссыльная леди» не замерзла в первую ночь, уже явно стал главной байкой гарнизона.

И тут случилось непредвиденное.

Один из солдат, кряжистый сержант с седыми усами, подхватил особенно тяжелое, сучковатое бревно. Он сделал резкое движение, пытаясь перебросить его через борт саней.

— Хэк! — вырвалось у него.

Бревно сгрохотом упало обратно в сани. А сам сержант застыл в неестественной позе, согнувшись буквой «Г». Его лицо мгновенно посерело, на лбу выступили крупные капли пота.