Книга Встречная-поперечная, страница 95 – Антонина Циль, Анна Вронацкая

— Сейчас время к смене Колеса, — напомнила Любава. — Тьма набирает силу. А Тьма – это не наше привычное Поперечье с его законами. Тьма – это магия отступников, черных сил, которые выпали из Равновесия. Вот и полыхают костры у храмов, колокола звонят на закате, ведуны и ведуньи варят особые укрепляющие зелья для вдольских князей. Високосный год грядет, и зима обещает быть тяжелой. На юге, поговаривают, уже видели Бесовский выезд, возглавляемый белым всадником. Кто таков, никто не знает.

В комнату неслышно вошел Игнат, молча передал Владимиру Сигизмундовичу узкий белый конвертс крупной синей печатью и тихо вышел.

— Очень странно, — вдруг пробормотал в наступившей тягостной тишине Фальк, прочитав послание. — Николай Юрьевич Татарьин. Я посылал запрос в военное ведомство. Так вот, наш Николя оказался на редкость интересной личностью. Недавно совсем, участвовал в подавлении бунта бурлаков на Помеже и якобы геройски погиб, получив пулю в висок. И еще месяц после своей «гибели» прогостил у Абрамцевых, попивая коньяк и поигрывая в преферанс.

— Ошибка, — неуверенно заметила Любушка.

— Очевидно, да, — сыщик вложил депешу в конверт. — Или нет. Однако видел я живых мертвецов, Татарьин на них не походил. После смерти… хм… очередной, так сказать, в прах не рассыпался и заново не поднялся.

— Ошибка, — уверенно повторил за сестрой Иван. — Ледяной Змей – это Алекс Возгонцев. Он прибыл, когда снег лег и не растаял. На его землях убиты Яковлевы – тоже месть за то, что супруги нелестно отзывались о семье графа и без разрешения пользовались его угодьями. Граф почти сразу въехал в особняк, несколько лет стоявший пустым и, вне сомнения, давно захваченных нечистой силой. И чего вдруг явился через столько лет? Тут сразу умирает Татарьин, в пруду появляются змеедевы. Как они, кстати, в него попали?

— Кто-то выкопал проран из глубокого ручья в пруд, — сообщил Фальк. — По нему же змеедевы и ушли, за исключением убитой вами твари.

— И Машу… Марья Петровну Возгонцев сразу отметил вниманием, чуть ли не ухаживать начал, — возмущенно договорил молодой князь.

Маша покраснела и помрачнела. Остальные начали высказывать свои предположения, но ни на чем конкретном не сошлись. Было решено для безопасности оставить Осининых и Томилиных в «Удолье». Однако Маргарита Романовна заупрямилась.

— Заберу слуг и поеду в Родовейск, там у меня дела. Вы же знаете мои предприятия: один день пропущу без распоряжений – и все, хаос. Машенька, совсем забыла в суете, письмо от твоей мамы пришло на мое имя.

— И что в нем? — подскочила Марья Петровна.

— Твоя матушка дала разрешение остаться в «Осинках» и принять наследство. Она сама скоро приедет. Надеюсь, мы с ней подружимся, — с надеждой ответила Дольская-Осинина.

Маша прошлась по дому Левецких. Анфилады комнат казались в нем бесконечными, а слуги невидимыми. Экономка, гордая вниманием гостей к «Удолью»,рассказала, что особняк строился в эпоху моды на ампир, но английский архитектор сумел вложить в него русскую душу.

И ее, эту душу, Маша смогла почувствовать.

Она знала, что в эту минуту Иван Леонидович просит у Маргариты Романовны разрешения ухаживать за ее племянницей, и тетушка непременно даст согласие. Тетя сама накануне призналась, что пошла бы против Левецких только в одном случае – если бы сама Маша была против.