Книга Мачеха Золушки - попаданка, страница 249 – Мария Максонова

— А еще, я слышал, она покровительствовала и сиротам, — продолжил я.

Глаза настоятельницы блеснули пониманием, она подозрительно сощурилась и стала аккуратнее подбирать слова:

— Ее светлость была доброй и сердобольной женщиной. При нашем монастыре есть детский приют, и детки все такие хорошие, воспитанные и славные. Жертвовать на несчастных сироток — дело святое.

— Госпожа настоятельница, я человек простой, счетовод, как вам известно, — вздохнул я. — Долгое время я не был в герцогстве и не знал о его делах, но тут достигли моих ушей некоторые слухи, и мне хотелось бы узнать подробнее, — еще один кошель лег на стол.

— Распространять и обсуждать досужие сплетни — дело неблагородное, богами не одобряемое, — поджала губы настоятельница, но кошель, однако, легким движением смела в ящик стола. — В этих стенах говорят лишь правду.

— Матушкамоя, говорят, очень благоволила одному из ваших воспитанников.

— Максимилиану Макнаферу? — у меня сердце пропустило удар, когда я услышал полное имя купца из чужих уст. Я уже знал, но услышать... это было как-то слишком. Обманутая братом леди назвала сына его именем — так любила его или так возненавидела? — Это правда, герцогиня ему благоволила, да и отец ваш до своей смерти иногда делал именные взносы на содержание мальчика. Отчеты по этим тратам мы отправляли вашему управляющему, уверена, они тщательно подшиты в расходные книги.

— И... что вам известно об этом молодом человеке? Кто он таков, кто его родители?

— Я, ваша светлость, сплетен не разношу, как вам известно. Мальчика подкинули под двери монастыря новорожденным, кто родители — неизвестно. Отличался он от других ребятишек лишь тем, что нашли его в шелковых пеленках. А на следующий день юная леди пришла в наш монастырь и попросилась постричься монахиней. Она отринула свое прежнее имя, так что назвать я его не могу, приняли ее как послушницу Афинасию. Да только больна она была, будто в горячке, еле ходила, и грудь болела и молоко пришло. Будто бы недавно родила. Прежняя-то настоятельница и решила, что это воля богов, и попросила ее новорожденного сироту-то выкормить.

Вот какова была «официальная» версия произошедшего, чтобы ребенок не считался байстрюком, чтобы дать ему новое имя и новую фамилию. Если бы брат все же опомнился в последний момент и женился на леди, та «опознала» бы в сироте своего рожденного до брака ребенка, а нет так нечего мальчику судьбу клеймом незаконнорожденного портить. В общественном сознании быть сиротой-подкидышем лучше.

— Я могу поговорить с этой... послушницей Афинасией?

— Она приняла постриг и перестала быть послушницей, — исправила меня настоятельница.

— Хорошо, я могу поговорить с этой монахиней?

— Нет. Она погибла через несколько лет, пусть дороги богов будут для нее открыты, — настоятельница вновь сделала знак, отгоняющий зло. — Она утонула. Говоря по секрету, некоторые считают, что утопилась, но места у нас тут такие, речка бурная течет, а она как раз пошла на мостки стирать. Может, и поскользнулась.

Грегори

Стоя на могиле послушницы Афинасии, я думал о том, во что мой брат превратил судьбу этой женщины и своего сына. Зачем? Ради чего? Я не знал ответа на эти вопросы. Мне удалось поговорить с несколькими монахинями, которые когда-то были ее подругами, и они единогласно называли бывшую леди Макрис кроткой и любящей женщиной, которая искренне привязалась к «подкидышу».