Книга После развода в 40. Между нами твоя истинная, страница 68 – Екатерина Гераскина

Ведь она почти доходила до срока. Мы вот-вот могли взять своего малыша на руки.

Но я как чувствовал, у Кристины вскоре начались роды. А после… стоило ей только разрешиться, как лекарь уже качал головой: нет, не выживет ребенок. Прощайтесь.

И когда… сын даже не закричал, а Кристина потеряла сознание, я бросился к той, что уже стояла на пороге.

Я умер там же, на крыльце, стоя на коленях, отдавая едва дышащего сына в чужие руки. А потом смотрел на свои руки, которые были в крови. Через пару минут ребёнка не стало. А сам я молился, чтобы старуха смогла выходить сына.

Взамен на помощь она просила лишь защиты. От кого или чего — непонятно. Просто защиты. И мою магии, которой она будет взращивать сына.

Я был готов на всё. Отдать свою жизнь за его. Лишь бы сын жил.

Помню, как успокаивал Кристину, но я не мог дать ей надежду и снова отнять её — это было ещё более жестоко!

Я сам пройду через это. Один.

Я укачивал Крис на руках, когда она рыдала, успокаивал, а сердце рвалось. Но теперь она уже не узнает, что я сделал.

Но я не мог иначе.

Ещё бы одна потеря — и она бы просто не пережила.

Я заставлял её жить, ходить, есть, смотреть на рассвет.

Если бы дал хоть крошечную надежду, которая потом не оправдалась бы, — от моей Кристины не осталось бы и следа.

Только вот жизнь повернулась так, что от неё и без того ничего не осталось.

Первое правило — всегда быть начеку.

Даже тогда, когда думаешь, что за тобой никто не наблюдает. Когда простохочешь оградиться от всего мира и утопить своё горе — пусть даже банально, в стакане. Но стоит только отвлечься и в следующий раз, очнувшись, ты уже не в таверне.

Ты в храме.

Под конвоем.

Это было будто со мной… и не со мной одновременно.

Я чувствовал счастье, страсть, влечение, дикое, безудержное желание.

Смотрел восхищёнными глазами на… Орелию. Красивую, нежную, воздушную. В белоснежном пышном платье, смотрел на ее розовые губы, смущённый взгляд — всё в ней было завораживающим.

Я испытывал желание зверя. А потом — резкое собственное отвращение.

Отдалённо помнил, как «я» шептал слова клятвы, клялся истинной в любви, защите, верности… и снова проваливался в темноту.

Дракон правил телом. Сколько бы я ни пытался пробиться сквозь туман сознания — ничего не выходило.

Пока однажды из сна меня не вырвала сама… истинная. Орелия трясла меня за плечи, била по щекам.

Я даже не знаю, что должно было случиться, чтобы дракон отдал мне моё же тело, но в тот последний раз, когда я был во главе нашего рассудка, наш разлад достиг апогея.

Я понял: со своей второй половиной я никогда в жизни не договорюсь.

Я с трудом вспоминал, как и что было дальше, но теперь мы муж и жена. Волей самого императора.

Как именно это вышло ещё стоило разобраться.

Хотя… какой теперь смысл? Всё уже решено.

Ребёнок не должен родиться бастардом. Его стоило признать. Я отмахнулся от истинной и ее криков, сел на край кровати. Голова болела так, что казалось… расколется.

Мутило, тошнило.

Я чувствовал себя так, словно до сих пор нахожусь в той же таверне, где заливаю себя дешёвым пойлом, лишь бы забыться, лишь бы не помнить, что Кристины больше нет.

— Какой сегодня день? — прохрипел я.

Орелия стояла у кровати — растрёпанная, в шёлковом халате, с круглыми испуганными глазами и приоткрытым ртом.

— Сегодня… — она назвала дату, и я понял, что с тех пор, как не стало Кристины, прошёл месяц. — Мы с тобой муж и жена, — сказала она тихо.