Книга Проклятие Айсмора, страница 33 – Ольга Зима, Кира Гофер

…Бэрр очнулся от воспоминаний, которые и так приходили слишком часто. Из архива вышел корсар, и Бэрр молча последовал за ним.

Под рукой моей плакал искристый снег,

Унося твое имя слезами рек,

Прятал в пене обманной дурной молвы

Посреди оглушительной тишины.

Позабыл я начало, запутал след,

От любви и печали, тоски и бед.

Но однажды не слухом, а лишь чутьем

Я услышу, почую имя твое,

Теплым бархатом ночи и лаской дней,

Как булат оно прочно, шелков нежней,

Донесет его крыльями синих птиц,

Я увижу тебя средь знакомых лиц,

И тогда ты простишь, что прощать нельзя,

И тогда реки вновь потекут в моря,

Полыхнет вдруг ледник и растает твердь,

Смерти нет: ведь любить, значит умереть.

А я буду смелей, чем сто храбрецов,

И я страхам своим загляну в лицо,

Одиноких дней разгоню испуг

И приму твой Грааль из дрожащих рук…

Только ветер упал предо мною ниц

И давно перебили всех синих птиц.

В следующее же утро, спокойное от надзора за корсаром, Бэрр решил проверить таможню, для чего выбрал наилучший способ — непредсказуемый визит. Повадились на Южном причале некоторые подлецы число досмотренных лодок подправлять раз в неделю, да так ловко, что за последние месяцы выходило, будто выходящих на промысел рыбаков стало вдруг на четверть меньше. Понравиться такое не могло никому. Винир злился — ему недоплачивали налоги, а он ненавидел быть обворованным; Бэрр выходил из себя, потому что не терпел нечистых делишек, несчастные рыбаки плакались, что платят почему-то в два раза больше условленного.

Пройдя до конца причала, где на самом краю ютилась таможня, Бэрр хлопнул рукой по бумагам на столе. Скользнул взглядом по скоплению лодок в канале и смял в руке лист бумаги с криво выведенным: «Розалинда, 1», а затем с разворота отправил первого таможенника в мутную ледяную воду, раскрыв его головой дверцы, а второго, успевшего присесть, выудил за шкирку из-под заваленного бумагами стола.

— В тюр-р-рьму! — скомандовал он трем стражникам и бросил в них таможенника. — Первого изловить и со всем, что к нему налипло — туда же.

Пока дюжие стражи помогали вылезти из воды айсморцу, пострадавшему от жадности и от холода, Бэрр шагнул к рабочему столу служащих и вывернул ящики. Затребовал мешок и побросал в него не глядя свитки, тетради и толстые книги: разбираться с поддельным учетомбудет не он. Найдутся в ратуше умники, до последней жабьей икринки вычислят, какие убытки потерпел карман винира, и решат, из чьего этот карман наполнить.

— В тюрьму? — вдруг подал плаксивый голос таможенник, избежавший купания. — За что меня в тюрьму? Я же ничего не сделал. Всего и делов-то, забыли пару лодок записать. Разве мы не можем сейчас присесть и обсудить эту досадную случайность… Уважаемые господа! Милостивый Бэрр, п-п-п-паслушайте м-м-ме!..

Тот вскинул голову на выражение, редко к нему применяемое, и обманщик округлил глаза и смолк.

— Видно, много прикарманил, раз песни поешь! — усмехнулся Бэрр.

Отдал мешок с бумагами одному из стражников и коротким жестом велел всем убираться.

— Тина канальная, — ругался он, шагая по длинной галерее, скрывающей его от заморосившего серого дождя. — Люди все озеро выловили, чтобы хоть как-то прокормиться. Любая плотва одета теплее наших рыбаков, а эти… Со своих же!