Книга Подводная конкиста, страница 74 – Вита Марли

Эстебан лукаво улыбнулся и хитро приподнял одну бровь.

— Мне приятно знать, любовь моя, что тебе небезразлично, где проходят мои ночи. И, уверяю тебя, сию минуту я готов дать подробный отчёт, дабы в сердце твоём не пробилось ни единого ростка ревности.

Негодяй и плут знал, какие мысли тревожили дочь касика. Невольно. Неосознанно. Каких бы решений не приняла тланчана, ей всё время хотелось знать «ещё любит или уже нет»?

— Своим досугом ты волен распоряжаться как угодно, — Иш-Чель отвечала холодно, хотя внутри её трясло от волнения.

Испанец держался невозмутимо. Рядом с ним она чувствовала себя маленькой девочкой, неспособной быть такой же сильной и сдержанной.

— Чаще всего я ночую прямо на корабле, — Эстебан подошёл на шаг ближе. — Наш главный флагман оснащён капитанской каютой. Скромной, но по-своему удобной, — приблизился к русалочке ещё немного. — Там нет чудес тланчанской инженерии, но я не жалуюсь. Иногда даю команде день отдыха и в это время таскаю стройматериалы сюда. Да-да, я немного обобрал вашего правителя, но, клянусь, никто не заметил исчезновения пары досок и листов пандануса.

Чужеземец подошёл совсем близко. До неприличия близко, но Иш-Чель не шелохнулась.

— Один, — шепнул квартирмейстер. — Все эти ночи я был один. И каждый раз, засыпая, мечтал обнимать тебя. Я ведь никогда не держал тебя в объятиях целую ночь, отныне это будет моей мечтой.

Костяшками пальцев Эстебан коснулся щеки тланчаны.Сладость его слов лишала ясности, как наркотический пейот, которым окуривали пленников перед казнью.

— Спасибо, — дочь касика отстранилась.

— За что, мой ангел?

— За то, что сбил спесь, — Иш-Чель отошла к окну, приподняла занавесь. Отвернулась, чтобы не смотреть в глаза.

— Спесь?

— Я всегда была жестока с теми, кто любил меня. Не думала, не щадила. Приближала и отвергала без сожаления. А потом полюбила сама. Тебя. Человека, рвущегося на свободу. О, Тлалок, это оказалось мучительно.

Едва с её губ сорвались слова откровения, Эстебан тут же подошёл к тлачане вплотную. Обнял крепко так, что не вырваться, зарылся носом в волосы, вдыхая запах.

— Ты ведь всё равно уйдёшь, Тиен, — русалочка закрыла глаза, утопая в объятиях. — Рано или поздно взметнешься ввысь, как кетцаль. Отринешь сожаления, принесёшь в жертву нашу любовь, но не отступишься. Ты же мечтатель. Авантюрист. Для тебя лучше моря может быть только море, на котором ты ещё не бывал. Я только не понимаю…

Иш-Чель вдруг замолчала. От поцелуев, которыми Эстебан стелил дорожку от шеи к плечам и ключицам, сбивались мысли.

— Чего не понимаешь? — шепнул он.

— Зачем тебе за нас воевать?

Чужеземец мягко развернул её к себе и уткнулся лбом в её лоб.

— За что, — ответил чуть хрипловато. — Правильный вопрос "за что". И тогда я отвечу тебе: за твою землю. За твой народ. За команду, которую мне доверили. За милость, оказанную вождём. За Аапо, за Ицамну. За, мать его, попугая Амиго, брамсель ему в клюв.

Русалочка смеялась сквозь слёзы. За этими ругательствами рядом с ней был он — её любимый. Перемежал слова с поцелуями и на откровение отвечал откровением.

— И за тебя, любовь моя. Прежде всего — ради тебя. Мне, как солдату, отрадно сражаться за то, что я люблю.

— Ты ведь не солдат, ты — капитан.

— О, нет, мой ангел, мы все солдаты, в море нет другой профессии. Даже капеллану хорошо знакомы дага и мушкет.