Онлайн книга «Я — сердце злодея»
|
А на мне тончайшее синее платье и белая, будто сотканная из снега накидка. Волосы, распущенные и завитые, золотом ниспадали на плечи. Заострённые уши украшали хрустальные серьги… Помолвка у меларий, всё одно, что первый день свадьбы. Руки мои немели от волнения. Я даже не заметила, как поранила пальцы об острый розовый шип. Кельн, весь в белом, высокий и сильный, выступив вперёд, что-то долго говорил нашим собратьям. Из его речи я выхватила лишь малость: — … королевой Хель не перестанет быть, но женой зверя она не останется. А когда мы свергнем его, то на трон вместе с королевой Иисиды взойду и я. Людям придётся это принять. А мелариям не останется ничего другого, кроме как расширить границы Сумеречного мира и начать жить счастливо! При этом поднялся шум, возгласы одобрения заставили меня вздрогнуть — они представлялись мне громовыми раскатами. — Поэтому, — продолжил Кельн, — хоть раз, в этом случае, мы должны закрыть глаза на наши устои и провести свадебный обряд несмотря на то, что Хель более не чиста. Никто не смеет смотреть на неё косо! Она станет моей женой. И ради будущей нашей победы я готов понести такую жертву. Поэтому, да здравствует Хель, королева Иисиды, моя жена! Две девушки в белом, со скрытыми под капюшонами лицами, принесли нам по бокалу вина, связанных между собой синими лентами. Но я отступила назад. И на вопросительный, недоумённый взгляд Кельна, произнесла: — Жертву? Собой жертвуешь, беря себе чужую жену, и стоит сделать это не ради меня, не ради нас, а… ради выгоды? — Хель, — прошептал он, бросая быстрый взгляд на толпу, — сейчас не время. Ты ведь всё понимаешь… Но я лишь покачала головой. Все вокруг замерли. Я не знала, как прочесть их взгляды,брошенные на меня. В них было не осуждение даже, нет, нечто иное… Непонимание? Благоговение? Будто сейчас я для них не друг, не враг, не мелария и не человек. Нечто среднее и связанное с драконом. А от того пугающее и восхищающее прежде, чем вызывающее негодование. Хотя последнее последует тоже, неотвратимо. Я знаю об этом. Но тем не менее, спешно спускаюсь со ступень и, будто это может спрятать меня, прикрывая лицо ладонями (и пачкая кожу кровью…), бегу сквозь толпу обратно к своей башне. — Я не люблю тебя, Кельн… Пришла в себя лишь тогда, когда захлопнула и заперла дверь своей комнаты. Меня всю трясло. Боги… Что же теперь делать? В мир людей путь мне закрыт. Да и как посметь вновь переступить через свою совесть? В мире родном теперь на меня смотреть станут, как на предателя. И не принудит ли в итоге Кельн? Не станет ли играть на моём чувстве долга, на моей вине, убеждать, что теперь то уж я значима для своего народа и в будущем могу очень помочь? Впрочем, всё это не важно. Я погибну от тоски, зачахну раньше, чем война хоть что-то изменит вновь и чаша её весов склониться в одну или другую сторону… И с этими мыслями я продолжала жить ещё несколько недель. Почти забыв о своём первом поцелуе, который — уже не уверена — был наяву или во сне, не знаю. Из башни выходить страшно… Я вновь оказалась взаперти, словно в тюрьме, пусть и находилась дома. Но снаружи меня поджидал Кельн, молчаливый и мрачный, желающий лишь одного — переубедить и захватить меня. И меларии, взгляды которых жалились хуже пчёл. Единственное, где теперь у меня получалось отдохнуть, это лесная чаща. Там я проводила порой даже ночи. И там до меня не доходило дыхание давней вражды, осуждение собратьев, не дотягивалось влияние на меня Кельна и не тревожила его навязчивость. Даже недавние слова его, которыми он якобы желал меня предостеречь: “Хель, ведь врагам нет места среди нас. Тебе придётся либо согласиться быть со мной, либо уйти в изгнание в пустошь” — растворялись в спокойном перешёптывании листвы… |