Книга Вышедший из ночи, страница 134 – Елена Элари

Внутри него я вижу тьму, мне ли бояться её? Смешно. Однако я понимаю, что тьма может скрывать многое, и меня тревожит то, что даже я могу заблудиться во тьме его души, так и не разглядев всего, что находится в ней. А ведь тьма, не ночь, а именно тьма, моя стихия. Да, стихия. Для меня темнота — поток, над которым я имею власть.

Говорят, что я не жива… Рождалась ли я? Быть может моя мать, Дайон, всего лишь увидела меня во сне и высшей магией, пределом её сил, было даровать мне волю к существованию. Я стала реальной, но не живой. Это люди рождаются и живут, у них есть душа, я же сам дух. Есть у всего воплощение, я — воплощение тьмы. Но всё же…

Вэриат, мой сын, живой, и я живу им, моя кровь, моя любовь, он не только воплощение магии, Вэриат — воплощение моей любви.

Способная заглянуть в его душу, пробудить в нём тьму, сгущать её, заставить бурлить в венах, я всё равно не вижу всего, что скрыто в нём, и ненавижу Вэриата за это. Мне не дано понять своего сына и потому не знаю, что же тревожит меня в нём. Что же? Что?

Ладно, к чему сейчас эти размышления? Я поговорю с Вэриатом, как только мне удастся проникнуть в его сон, и разгоню свои волнения.

Как злит то, что я в тюрьме! Так часто бездна кажется мне тесной, хоть она и бесконечна… Порой создаётся впечатление, будто я лечу вниз, но на самом деле я застыла в этой раздирающей пустоте! Но вот картинка и ощущение меняется и меня пронзает боль от холода льда, сковывающего моё тело.

О, как разнообразна бездна! То пламя, то прожигающий камни дождь, то холод и острые, как лезвия, снега! То даль, переливающаяся прекрасными цветами, то пустота, чёрная, непроглядная… Но моё мучение вовсене в этом.

Воспоминания, от них не уйти, их не запереть ни в одной тюрьме, как и самой не выбраться из самой страшной и опасной тюрьмы — со своих мыслей.

Я помню, помню… Мне не забыть. Вот сверкнула молния, серебряная, слепящая глаза, а я вспоминаю Его».

«— Видишь звёзды? Когда я смотрю на них, то неизбежно тоскую по тебе.

Мужчина с белыми, как лён, волосами, заложив за голову руки, лежал на земле, и в его лазурных глазах отражалось ночное небо.

— Почему?

Прекрасная женщина с чёрными вьющимися волосами лежала рядом с ним, положив голову ему на плечо.

— Потому что твои глаза сверкают куда прекраснее их, — ответил он.

— Ты ведь знаешь, кто я, почему не страшишься меня, не боишься, что я тебя погублю? — её белая рука прошлась по его груди, оставляя на коже едва заметные красные следы.

— Богиня, увы, всё уже предрешено, — он направил на неё взгляд, и ей показалось, что она видит в нём обречённость, смешанную с наслаждением и дерзостью.

— Что ты имеешь в виду? — почему-то очень тихо, словно боясь услышать ответ, спросила она.

— То, что я тебя люблю, — он хотел её поцеловать, но Карнэ отпрянула от него, перекинула на плечи свои волосы и серьёзно, спокойно произнесла:

— А я ненавижу тебя за твою судьбу…

— Теперь не понял я, о чём ты? — видимо его совсем не испугала перемена её настроения, так как мужчина всего лишь сел и молча стал ждать ответа.

— Ты предназначен смерти… ты смертен… срок твой отмерен, — приговором прозвучали её слова.

— И что же? В этом вся ты: то, что тебе неподвластно, вызывает у тебя ненависть, — он притянул её к себе.

— Я сказала, что ненавижу тебя, а над тобой я имею власть, — желая его запутать, доказать, что он не прав, сказала Карнэ, но мужчина только развеселился.