Книга Жена для Императора морей, страница 115 – Ева Кофей, Елена Элари

— А у вас нет цветов, если их заменяют рыбы? У каждого животного свои повадки, за ними интересно наблюдать, к тому же… кошки уж точно разумнее рыб. У каждой есть свой характер.

Люба прижимается к нему.

— Но я хотела собаку, правда, Максим не позволял, а потом не до того было.

— Я сказал так для сравнения. Имел в виду, что ценим в них если не какую-то практичную пользу, то красоту. Цветы есть. Только они не пахнут. А как это, — гладит Любу по голове, нежно перебирая пряди её волос, — как не позволял? Почему?

— Не любил животных, мы жили вместе, так что нужно было считаться.

— Ты считалась с тем, что он не любит их, но он не считался с твоим интересом? Странно. Или вы договаривались об этом заранее?

— Нет, но одно дело жить без собаки. Другое — терпеть собаку. Тут мне нужно было уступить.

— Пожалуй, — тянет он после небольшой паузы, и вдруг встаёт и поднимает её на руки. — Но знай, что я бы уступил тебе, — улыбается, выходя с ней из номера. — Мне хочется видеть тебя довольной. И если захочешь завести собаку, кем бы эта тварь ни была… — он не совсем уверен. —  В общем, я разрешаю.

— На Дне, да? — смеётся Люба. — Куда мы?

— Куда собирались, уже сумерки… На Дне. Не знаю, — задумывается, — может, и придумали бы что-то. Не скучать же тебе там по собакам.

— Благодарю покорно, но… ты забыл про сумки. И ещё насос, плед… Любимый, ты так торопишься…

Ну, нравится ей звать его так, что от одного отзвука начинает сладко биться сердце.

Арктур улыбается, обнимает её и возвращается за вещами, которые с лёгкостью подхватывает одной рукой, не отпуская при этом Любу.

И вскоре, уже подходя к выходу из отеля, Арктур произносит:

— Моя жемчужина… Я могу называть тебя так?

Арктура прерывает Анита за ресепшеном, она швыряет в них горстью конфет для гостей и напутствует:

— Чтобы вы там утонули!

В это время ещё и развесёлый Вова заходит.

— Ани, ты не видела…

Очередная порция сладкого, но не настолько, как эта парочка, летит и в него.

Горничная наблюдает за всем этим с возмущением:

— Ой, скорее бы осень…

— Утонуть, это вряд ли, — качает Арктур головой, — но спасибо, — и выходит на улицу.

А оттуда уже они добираются до пляжа и довольно быстро с уютом располагаются на надувной замене матраса, с пледом и вином.

— Твои глаза такие тёплые и живые, — произносит Арктур, легонько накрывая её ладонь своей. — На Дне у многих глаза, точно бездна или стекло. А в твоих сама жизнь.

— У тебя такие же, разве что в них есть что-то… пугающее.

Белое плещется в бокале, на широкой тарелке моллюски, фрукты и сыр. Пахнет солью и свежестью, море будто напивает тихую песню, ещё не колыбельную, но почти… Люба касается тёплой узкой ладонью его щеки и всматривается в красивое лицо.

— Я рад, — отчего-то произносит он беззвучно, одними губами, заворожённый её видом, прикосновениями, голосом… — Ты удивительна… — Арктур приближается, чтобы подарить ей лёгкий, но будоражащий поцелуй.

Она отвечает ему, вцепляется в плечо, едва не проливает вино.

— Люблю.

— И я тебя… — выдыхает он, и не в силах больше себя сдерживать, целует её жарче, и горячей ладонью ведёт по бедру.

А после опрокидывает Любу, нависая сверху. Мерцает его взгляд, будто плещется в нём вода, в которой дробится лунный свет. Сверкает улыбка, чарующая и опасная, а затем жаром проходятся поцелуи по шее и груди. И платье Любы неумолимо сползаетвниз, будто на ней и не держится вовсе лёгкая, мягкая ткань.