Книга Кальдорас, страница 35 – Линетт Нони

Но Нийкс не произнес ни слова через их связь.

Не было ничего… ни требования узнать, где Эйвен и почему он так долго, ни приказа поторопиться, ни объяснения боли, которая только усиливалась с каждой секундой. Вместо этого воцарилась звенящая тишина, которая продолжалась достаточно долго, чтобы Эйвен почувствовал то, чего не испытывал уже очень давно:

Беспокойство.

Он ускорил шаг, безуспешно пытаясь мысленно воззвать к Нийксу, его собственная воля боролась с приказом. Впервые с тех пор, как они покинули его нарисованную тюрьму, он пожалел, что отправил Нийксу картинки пыток Александры.

Эйвен редко испытывал сожаление. Это было для него в новинку, и чувство ему явно не нравилось.

Когда он свернул в другой переулок, жжение в животе усилилось, и незнакомое ощущение, которое он мог принять только за панику, начало охватывать его. Он окинул взглядом то, что осталось от зданий с белыми крышами, ведущих к окраине города, а затем за ними — к зазубренным, покрытым снегом горам, окружающим Ластрос. Храм братства Синн был высечен в основании этих скалистых утесов, и Эйвен все еще был слишком далеко от того, что там происходило. От того, что происходило с Нийксом.

Без предупреждения острейшая боль пронзила живот Эйвена, и наконец-то… он услышал Нийкса через их связь. Его мысленный голос был слабым, едва слышным и состоял всего из трех слов:

Эйвен… Пожалуйста… Поторопись…

За этим приказом не стояло никакой силы, в нем не было ничего такого, что заставило бы Эйвена подчиниться. Но, не задумываясь обо всех причинах своих поступков, Эйвен начал бежать, затем ускорился, затем втопил, его ботинки поднимали снежные хлопья, когда он с невероятной скоростью двигался по отдаленным улицам Ластроса.

«Не смей умирать», — выплюнул Эйвен в ответ Нийксу, стиснувзубы от пронзительной боли, которая только усиливалась из-за его скорости. «Мы оба знаем, что я один достоин чести убить тебя — снова — так что даже не думай отказать мне в этом».

Нийкс не ответил, даже не для того, чтобы язвительно напомнить Эйвену о том, что тот и так знал… что их жизни связаны, и если он в конце концов погибнет, то погибнет и Эйвен.

Но, несмотря на то, что Эйвен пытался убедить себя, что только инстинкт самосохранения заставил его со всех ног броситься к храму, тихий голос, давно спрятанный в его подсознании, шептал, что, возможно, только возможно…

Это было не совсем правдой.

Когда Эйвен проскользнул через украшенный белыми колоннами вход в храм Братства, он ошеломленно остановился, увидев открывшееся перед ним зрелище.

Перед ним разверзлась кровавая бойня.

Сам храм напомнил ему Обскурию — величественный собор Ходящих по Теням в Грейвеле, — но вместо мрачных, жутковатых оттенков святилище братства Синн отличалось перламутровым мрамором и кристаллической архитектурой, излюбленной расой ластростос. Наружные двери, через которые только что пробежал Эйвен, вели прямо в большой зал со сводчатыми потолками и мраморными колоннами, а также арочными окнами, вырубленными в горной стене, откуда открывался вид на город, из которого только что бежал Эйвен. В дальнем конце зала располагались ступени, ведущие к возвышению, которое должно было быть чистым, девственно белым, но сейчас было…

Все в крови.

Часть крови была красной и принадлежала смертным ластростос, немногим оставшимся послушникам Братства. Часть — черной и принадлежала их почитаемым ассасинам: набожной бессмертной расе, о существовании которой Эйвен не подозревала до прибытия в этот мир. Но больше всего Эйвена встревожила серебряная кровь, которая текла среди моря красного и черного по белому мрамору.