Книга Пташка, страница 186 – Ксения Скворцова

Гнеда робко скосила на Брана глаза, впервые по-настоящему подумав о нем как о будущем муже. По-настоящему поняв, что если это и была игра, то теперь она закончилась. Бьярки больше не придет за ней, и до скончания дней она вынуждена будет влачить существование среди этих чужих безразличных людей.

Поцелует ли он ее перед тем, как…

Она споткнулась на этой мысли вместе с собственным сердцем, которое вдруг забилось еще сильнее, где-то у самого горла.

Расплетет ли косу, забавляясь с длинными черными прядями? Погладит ли по щеке? Проводит ли взглядом соскользнувшую с ее плеч подвенечную рубашку? Нет, едва ли. Ведь делать это вовсе не обязательно. Бран не будет жестоким, но и ласковым ему становиться незачем. Прошло то недолгое время, когда Гнеда имела хоть какую-то власть над ним, и теперь ни к чему распыляться на бессмысленные действия. Вроде поцелуев и ненужных прикосновений.

Но возможно, если она попробует? Угодить ему? Понравиться? Станет податливой и покорной. Возможно, Гнеда сумеет занять место в его душе и дождется доброго слова и участливого взгляда?

Небеса, какой жалкой она была!

Бьярки знал, что его могут убить, но все равно не хотел сдаваться. Он ушел не из страха за свою жизнь. Бьярки развернулся только тогда, когда Гнеда сломала его. С треском, словно сухую ветку.

Почему она не убежала с ним? Почему хотя бы не попыталась? Боялась за него. Или просто боялась?

Гнеда подняла помутившийся взор. Нет, если девушка казалась себе самой несчастной за этим столом, она ошибалась. Среди женщин, присутствующихна пиру, не было веселья. Федельм, сидевшая по правую руку от сына, строгая и молчаливая, была напряжена. Даже Гнеда, видевшая ее второй раз в жизни, чувствовала это. Федельм не понравилась невестка, и дело было не в женской неприязни или материнской ревности. Здесь крылось что-то иное, более значительное.

Остальные женщины сидели притихшие и словно невидимые. Гнеда несколько раз прошерстила глазами чертог в поисках странной рыжеволосой девушки, но ее здесь не было, и Гнеда почувствовала досаду и зарождающуюся тревогу. Этот взгляд, точно заноза, сидел в ней с самого утра, и лучше бы сразу выяснить, в чем дело.

Когда женщинам пришло время удаляться и к Гнеде подошла чернавка, чтобы отвести в опочивальню, Бран наконец удостоил свою будущую супругу взглядом, чтобы пожелать покойной ночи. Дабы соблюсти принятый обычай, а не из добросердечности, понимала девушка, но все равно не смогла удержаться от того, чтобы, пренебрегая всеми приличиями, вместо краткой условной речи и поклона горячо прошептать:

– Бран, пожалуйста, не оставляй меня! Мне так одиноко, я никого здесь не знаю…

Незаметно для себя самой она ухватилась трясущимися пальцами за его рукав, заметив свою оплошность только по брезгливому и недовольному взгляду сида. Ее убогое мямленье шло вразрез с его ликованием и радостью. Она докучала ему своим скорбным видом и слезящимися глазами. Жалкая женщина не могла вызвать ни сочувствия, ни сострадания у человека, выросшего в суровом краю, иссушивающем душу и плоть.

Сузив глаза, Бран, благодушно улыбаясь, проговорил:

– Добро пожаловать в Корнамону, любовь моя.

Сменяя друг друга, дни шли неразличимой чередой, и Гнеда не вела им счета. Она часами просиживала в своей каморке без единого окна, больше напоминавшей темницу. Девушке не разрешалось выходить за пределы грязного двора. Ей нельзя было иметь лошадь. Все это было небезопасно, объяснялось Гнеде. До свадьбы, точнее до поездки в Ардглас, угроза от Финтана все еще довлела над ними, поэтому Бран не желал и слышать о каких-то глупостях вроде прогулок. А уж когда девушка заикнулась о том, чтобы сопровождать сида на охоту, неосторожно проболтавшись, что в свое время ездила так с Фиргаллом, Бран пришел в бешенство, заявив, чтобы она раз и навсегда забыла и о подобных вольностях, и об имени своего бывшего опекуна.