Книга Незваная, страница 72 – Ксения Скворцова

— Да как ты смеешь! — не выдержала Мстиша и снова попыталась выхватить нож, но, вскочив на ноги, Желан быстро замахнулся и наотмашь ударил её по лицу.

От неожиданности и силы Мстислава отлетела на землю. Скулу нестерпимо жгло, и невольно вспомнилось, как она отирала рану Ратмира, оставленную этими же самыми жуковинами. То, что теперь среди них был и перстень, подаренный ей когда-то отцом, казалось издёвкой судьбы.

— А ну, знай своё место! — злобно рявкнул Чубатый, прибавив грязное ругательство, и попытался пнуть Мстиславу. Тело переставало слушаться стремительно пьяневшего разбойника, и удар пришёлся по лодыжке княжны. Коротко заскулив, она быстро отползла, подбирая ноги под себя. Лицо пылало от гнева и страха. — Пошла к лешему! Спасибо скажи, что брюхо не вспорол!

Желан плюхнулся обратно на бревно и залпом допил то, что оставалось в его кружке. Хмель брал своё, и движения разбойника сделались размашистыми и неверными. Мстислава медленно поднялась. По шее засочилось что-то тёплое, и, отеревшись, княжна увидела кровь на руке. Не сводя с Чубатого глаз и не смея обернуться к нему спиной, Мстиша попятилась, и лишь оказавшись на достаточно безопасном расстоянии,юркнула в лес.

Она до утра просидела под разлапистой ёлкой, сжавшись в комок на маленьком сухом клочке мха и прошлогодней хвои. Мстишу безостановочно трясло, и, наверное, у неё был жар. Промокшая от пота рубаха не грела, и Мстислава молилась Пряхе, чтобы та отогнала подступающую болезнь.

Никто в жизни не поднимал на Мстишу руку. Такого не могло пригрезиться даже в самых страшных снах. Наоборот, это она, Мстиша, считала незазорным отвесить замакушину нерасторопным служкам и никогда не задумывалась, как те при этом себя чувствовали. Нет! Если только она выберется из этой передряги живой, если — каким-то чудом — вернётся к прежней жизни, видит Великая, Мстислава больше никогда пальцем не тронет тех, кто слабее.

Одновременно с раскаянием в былых поступках Мстишу обуревал гнев. От одной мысли о Чубатом сами собой сжимались кулаки: мига, когда он сорвал с неё пояс, не забыть до смертного одра. Вот кого она без зазрения совести искромсала бы на куски! Ночь напролёт княжна придумывала изощрённую месть, мечтая, как Ратмир расправится с негодяем, и несмотря на то, что он уже не становился волком, ей мерещилось, как звериные клыки сжимаются на бледной шее. Оставшись без последнего оружия, Мстислава чувствовала себя уязвимой и голой. Всё, что она могла сделать сейчас — лишь сбежать, но едва ли сумела бы выжить одна в лесных дебрях без еды и огня. Оставалось уповать только на то, что дорога в Зазимье не окажется очередной ложью Желана.

Мстислава старалась держаться тише воды, ниже травы и лишний раз не показываться на глаза Чубатому, но не могла не понимать: следующая его вспышка была только делом времени. Бушевали ли в нём застарелые ненависть и обида на сестру, или нутро разбойника восставало против того чуждого и норовистого, что он не видел, но чувствовал за привычной внешностью, Мстиша не знала. Ясно было одно: в покое Желан её не оставит, и две ценных вещи из трёх имеющихся он уже отобрал.

Но во мраке показался просвет. Постоянное пьянство лихоимцев обернулось пользой для Мстиславы. Запасы вонючей бражки неумолимо истощались, что беспокоило разбойников гораздо сильнее, нежели не менее стремительно иссякавшая еда, и княжна всё чаще слышала заветное слово «город». В одно прекрасное утро, без предупреждения, разбойники, прежде праздно слонявшиеся по лесу,вдруг с непривычной целеустремлённостью принялись сворачивать вертеп. Лохмотья, отслужившее свой жалкий век вручье, палёные головешки, рваные мешки, сломанные из озорства бочки, сор, объедки и нечистоты красноречиво свидетельствовали о том, кто совсем недавно хозяйничал на этой поляне. Мстиша с омерзением смотрела на торопливые, беспорядочные сборы: Ратмир всегда уходил так, что лишь опытный следопыт мог бы сказать, где был разбит их стан.