Книга Чуж чуженин, страница 125 – Ксения Скворцова

Векша не сводила глаз с княжны, пока та разворачивала крошечный сверток, и заметила, как скорбное лицо озарилось сначала изумлением, а потом гневом. Но Векша была рада и тому. Она и не помнила последнего дня, когда бы видела на лице своей госпожи отражение хоть каких-нибудь чувств.

Казалось, неведомое послание пробудило Мстишу ото сна, и краски стали постепенно возвращаться к бледному дотоле лицу. И вдруг негодование, застывшее на ее челе, исчезло, точно княжну поразила новая мысль. Она медленно перевела взгляд на замершую в тревожном ожидании Векшу.

– Что ж, я приду, – спокойно проговорила Мстислава, и в прежде бесцветном голосе Векше наконец послышалась искра жизни. – Скажи ему, что я приду.

Мстиша могла беспрепятственно перемещаться по городу, пока ее сопровождала служанка и приставленный к ним рында. Ратмир никогда не занимал при дворе по-настоящему значимого места: наследником князя являлся его старший брат Творимир, у которого уже подрастал сын. Даже не будь Ратмир младшим, все, и в первую очередь он сам, понимали, что хворь, как о его оборотничестве говорили в семье, являлась непреодолимым препятствием на пути к престолу. Поэтому, если любой выход из терема жены Творимира обставляли как торжественное и требующее исключительных мер событие, на Мстишины прогулки смотрели сквозь пальцы. Особенно теперь. Медынская княжна служила немым укором, и каждый раз ее появление воспринималось как молчаливое обвинение. Красивые заплаканные глаза спрашивали: «Где мой муж?», приказывали: «Найдите его!» Но поиски оставалисьбесплодными, а по относительному спокойствию Радонеги Мстиша поняла, что подобное случалось с Ратмиром не впервые. Если бы только княгиня знала про сожженную рубашку…

Поэтому никто не обратил внимания, когда на следующий день Мстиша снова отправилась к святилищу Небесной Пряхи. Здесь было безопасно, а страдания молодой княжны не предназначались для посторонних глаз, и рында с Векшей послушно остались ждать при входе в рощу. Капище окружали огромные замшелые валуны, и Мстислава не удивилась, когда из-за одного из них появилась бесшумная тень.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и сердце Мстиши вопреки данному самой себе слову крепиться сжалось в сострадании. Не зря говорили люди, что после свадьбы прежний человек умирал – Сновид, ее милый Сновид, с которыми они играли в горелки и тайком целовались под старой яблоней, умер. Нынче из-под складок глубокого куколя на Мстишу смотрели совсем иные глаза. Куда только девались озорные искры, которые она так любила? Куда пропала легкомысленная улыбка? Откуда взялись эти мелкие морщины, эти изжелта-синие круги под глазами? И все же, осунувшийся и истерзанный потаенной мукой, это был Сновид, ее Сновид, и Мстислава еле сдержала просящийся на уста вскрик. Она сцепила руки в замок, чтобы не поддаться искушению старых привычек, и напомнила себе: это он оставил ее одну. Это он сначала подговорил Мстишу бежать, а потом не нашел в себе смелости дойти до конца.

– Здравствуй, Мстишенька, – заискивающе начал Сновид, и в его глазах блеснула болезненная надежда, заставившая Мстишу внутренне подобраться.

– Что ты здесь делаешь? – насколько могла, холодно спросила она.

Едва ли Сновид ожидал радушного приема, но она никогда не говорила с ним так, и Мстише пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пожалеть боярина, когда он еле заметно вздрогнул.