Книга Пепел короля, проклятого звездами, страница 19 – Карисса Бродбент

Когда ко мне вернулась способность двигаться, я подошла к столу.

Беспорядка на столе было больше, чем Винсент обычно допускал. Но опять-таки… в конце правления… учитывая его состояние…

Я старалась не думать, в каком состоянии он прожил последние месяцы.

Взгляд упал на винный бокал, торчащий среди бумаг. Донышко покрывала красная корка. Приглядевшись, я увидела пятнышки вблизи ножки бокала – следы пальцев. Я потянулась к нему, но тут же отдернула руку, не желая пачкать своим прикосновением зримую память о Винсенте.

Даже смерть Иланы не подготовила меня к другой утрате. Горе сделалось навязчивым состоянием, затмив собой все. Понадобилось чудовищное напряжение воли, чтобы заставить мозг думать о чем-то еще, кроме Винсента. Горе истощило меня.

А сейчас я стояла здесь, окруженная Винсентом. Уходить не хотелось. Хотелось устроиться на его стуле, свернувшись калачиком. Хотелось сдернуть плащ, небрежно висевший на спинке кресла, и закутаться в него, как в кокон. Хотелось обернуть винный бокал тонким шелком и навсегда сохранить отпечатки пальцев Винсента.

Я стала рыться в бумагах на столе. Винсент напряженно работал. Реестровые книги. Карты. Доклады о нападении на Лунный дворец. И вдруг – стопкаписем. Рука задрожала, когда я обнаружила кусок пергамента.

Заголовок гласил: «Доклад по Салине».

Доклад был написан по-военному кратко и прямолинейно. Отчет о проведенных действиях и результатах.

«Город Салине был уничтожен вместе с окрестностями».

Одна фраза мигом перенесла меня в развалины мертвого Салине. Туда, где пыль. Ядовитый туман. И отвратительный, тошнотворный запах.

В мозгу зазвучал дрогнувший голос Райна, поднявшего табличку с названием улицы: «Это – Салине».

И теперь, на отцовском письменном столе, я наткнулась на короткий – всего в один лист – доклад о подробностях уничтожения моего родного города. Об убийстве моих родственников, если таковые там еще оставались.

Винсент лгал мне.

«Ты не собирался мне рассказывать», – зло бросила я ему, вернувшись с развалин города.

«Ты не могла быть одной из них», – ответил мне он.

Пергамент дрожал у меня в руках. Я торопливо бросила его обратно в бумаги. И в этот миг рядом что-то блеснуло. Я отодвинула толстую раскрытую книгу. Под ней лежал маленький и довольно грубо сделанный кинжал.

В горле встал комок.

Этот кинжал я смастерила вскоре после того, как попала под опеку Винсента. Это произошло, когда я почувствовала себя в относительной безопасности, чтобы взяться за такую работу. Мне захотелось что-то изготовить своими руками. Почему – не помню. Однако хорошо помню, как делала этот кинжальчик и как нервничала, показывая его Винсенту. Он вертел в руках мое изделие, а я затаив дыхание следила за каждым его движением. Лицо Винсента оставалось непроницаемым.

– Недурно, – после долгого молчания произнес он.

Кинжал он спрятал в карман, и этим все кончилось. Сколько еще раз потом я жаждала получить одобрение Винсента и вот так же замирала: похвалит или нет.

Теперь мой детский кинжал лежал на одном столе со смертными приговорами тысячам ни в чем не повинных жителей Салине.

Существовало два Винсента, с которыми я не могла примириться, пока он был жив. После его смерти это стало еще труднее.

Винсент-король, способный ради большей власти истребить всю мою семью и целый народ, вставший у него на пути. Этот Винсент, защищая трон, почти двадцать лет лгал мне о моей крови. И Винсент-отец, хранивший сделанную мной пустяковину среди самых важных и дорогих ему вещей. Его последними словами были слова любви ко мне.