Книга Сиреневое проклятье, страница 3 – Дарья Беляева

– Это был старый знакомый. Мы давно не виделись, и он попросил меня погадать… – Мария вздохнула, протянула руку и распахнула дверь перед Арьей. – Беги, а то опоздаешь. Ильинична опять мне позвонит, жаловаться будет.

Арья звонко чмокнула ее в щеку и побежала по лестнице. Мария долго не закрывала дверь, слушала, как стучат по плитке парадной каблучки. После громкого хлопка входной двери она, будто очнувшись от задумчивости, закрыла дверь в квартиру.

Тяжело ступая, она медленно вернулась в свою комнату. Ярко светило солнце, и на фоне прямоугольного окна черным пятном виднелся мужчина.

Мария без удивления взглянула на гостя и проворчала:

– Двери, конечно, не для твоего величества сделаны. Ты лучше по стенке запрыгнешьсредь бела дня.

Мужчина улыбнулся: его резкие черты лица смягчились, серые глаза на мгновение перестали быть жесткими и холодными.

– Я просто хотел увидеть тебя без лишних свидетелей. – Мужчина, казалось, пытался поймать взгляд Марии, но она притворилась, что ей необходимо смотреть под ноги, когда она идет к своему любимому креслу.

– Времена, когда эти слова заставили бы меня покраснеть, давно прошли. – Мария со вздохом опустилась в кресло.

– Не думаю, что моя двусмысленность заставила бы тебя покраснеть и в молодости. – Константин развернулся и, казалось, одним движением преодолел расстояние от окна до второго кресла. – Я починил дверь, – кивнул он, располагая свое кресло подальше от солнечных лучей.

Мария ничего не ответила, а лишь задумчиво посмотрела на его работу: дверь из темного дерева с ветвистыми узорами выглядела вполне себе целой.

Мужчина застыл в кресле напротив нее. Ему удивительно шло находиться в ее старенькой квартире времен императорской России. Он был одет в те же вещи, что и вчера, но рядом с ножкой кресла Мария увидела черный кожаный саквояж.

– Ты разве не должен быть в больнице? – спросила она гостя, оттягивая серьезный разговор.

Константин пожал плечами и снова попытался встретиться с ней взглядом. Через минуту, смирившись, он произнес:

– Сказал, что простудился.

Мария каркающе рассмеялась, раскинув руки. Эхом ее смеха откликнулись браслеты на руках. Дальше тянуть не было смысла. Она вздохнула и начала говорить, по-прежнему избегая его взгляда.

Константин застыл в кресле. Его интерес выдавал только судорожный блеск в серых глазах.

Мария говорила долго, медленно подбирая слова, подкрепляя их звоном серебряных браслетов. Перебирала бахрому алой скатерти, ища формулировки. И закончила так:

– Я умру до начала мая. Моя магия исчезнет. Все, что укрывало нас от пристального внимания, уйдет вместе со мной. Но напоследок я сделаю необратимое заклинание: сотру все упоминания о ней из документов, памяти людей. Она станет никем. Только в твоей памяти останется. – Ведьма грустно посмотрела на черно-белую фотографию в рамке на старинном комоде: там были изображены три женщины. В одной из них угадывалась Мария, но гораздо моложе, другая была совсем молоденькой, а третья была маленькой девочкой лет четырех. Где-то в глубине квартиры гулким звоном старинныхчасов пробило половину девятого.

Мария собрала оставленные вчера руны и карты, положила их в центр стола, на скатерти. Константин молчал. Она не ждала ответа. Мария знала Константина в молодости. С тех пор он не изменился: те же морщины около рта – свидетельство частого скептического настроения, седых прядей на его голове осталось столько же, хотя прошла вся ее жизнь, превратившая когда-то молодое тело в тело старухи.