Книга Поймать океан, страница 36 – Виктория Войцек

– Я… подстригал, – Атто указал на деревце, а затем, положив секатор у своих ног, поднял руки, будто желая сказать: «Я безоружен. Я не обижу». – Где ее оболочка?

– Страж? – Почувствовав, как Мирра слегка куснула плечо, Асин пригрозила ей пальцем. – Вальдекриз разобрал его. А она, – Асин убрала длинные волосы от лица Мирры, – решила пойти со мной.

– Хочешь совет, Асин? – Атто подошел и положил широкую дрожащую ладонь на голову Мирры. Та зашипела, но не отстранилась, слишком увлеченная чужими волосами.

Поначалу было страшно, что он свернет ей шею. Девочка со слабо работающими руками и ногами никак не смогла бы себя защитить. Но Атто лишь тяжело гладил. И смотрел с жалостью и отвращением, как на мертвую, некогда пугающую легенду, от которой не осталось ничего. Такой легендой был, если верить Вальдекризу, и он сам.

– Отдай ее в церковь. Боги принимают всех. И людей, и бывших чудовищ. Они не судят.

– Благодарю за совет, – ответила Асин и тихо вздохнула. – Как жаль, что люди не умеют так.

Атто опустился на колени, взглянул в блеклые глаза Мирры и протянул ей мозолистую ладонь. Мирра долго вертела головой, пищала, причмокивая, а затем обхватила его указательныйпалец. И улыбнулась, широко растянув сухие бледные губы, из-под которых выглянули желтые клыки.

– Умеют, Асин. Просто им… сложнее забывать. Я долгое время ненавидел ее, хотел поскорее встать на ноги, вернуться и сбросить ее вместе с оболочкой в океан.

– А потом? – Асин затаила дыхание.

– А потом мне набили морду. Знаешь, это иногда помогает. – У него был хриплый, беззлобный смех, за которым чувствовались так до конца и не зажившие раны. – Так я наконец смог понять, что ненавидел механизм и ребенка за свои ошибки. И что эта ненависть не вернет ничего. А сам я могу вернуть хоть что-то. Я старый, – без тени сожаления произнес он. – Но целый. И… смотри. – Слова порой задерживались, прежде чем выскочить из его рта. – Почти не трясутся. – Он показал мозолистую ладонь, растопырив сухие длинные пальцы.

И пусть Асин в тот момент захотелось порывисто обнять его, она сдержалась. Лишь кивнула, прикрыв глаза, и вместе с Миррой ухватилась за указательный палец Атто. Глаза тут же защипало от слез.

– Я смогу навестить ее? – спросил Атто, медленно поднимаясь с примятой травы.

– Конечно, – Асин засияла. – Она очень любит мягкий хлеб. И обниматься, – добавила она.

– И обниматься, – задумчиво повторил Атто и, напевая себе что-то под нос, направился к оставленному секатору. Будто и не было ни этой встречи, ни этого разговора.

А Асин, подхватив недовольно ворчащую Мирру, двинулась прочь.

Белые гладкие камни, залитые утренним светом, еще не успели прогреться. Высокие стены, окружавшие родное училище, и росшие перед ними деревья с пышными кронами отбрасывали длинные тени. Прозрачный воздух пах океаном и выпечкой. Живот Асин мгновенно скрутило, и она вцепилась зубами в гренку, на которой неровным желтым пятном лежало подтаявшее сливочное масло. Позавтракать дома, в компании папы, ей не дали, а по дороге постоянно подгоняли, и несчастный квадрат подсушенного хлеба она тащила в зубах, на ходу шнуруя платье и набрасывая поверх жилет с нашивкой.

Прошло пять дней с тех пор, как они вернулись. Папа поступил мудро: не стал вываливать на больную голову нравоучения и говорить, что предупреждал. Вместо этого он промыл Асин раны и перевязал ее, поставил на стол плошку чуть теплой каши, кружку молока и сел напротив, сложив шпилем руки у лица. Он не находил себе места, старался быть рядом как можно чаще. Но ни разу Асин не услышала от него и слова осуждения.