Книга Секретарь чудовища, страница 49 – Ольга Сурмина

— Одри, это отвратительно. — Нэд вновь оскалился и едва не рассмеялся. — Меня стошнит. Давай я тебе кое-что проясню, мужской половой орган довольно чистый, потому что он наружный. Легко ухаживать за его гигиеной. У женщин все, мягко говоря, не так. То есть, в моем случае, я должен буду касаться ртом выделений твоего организма. Мало того, сколько мужиков тебя сношали до меня? И получается я, заочно, буду всех их трогать языком?Это стеб, что ли, такой? — Оскал становился ироничным. — Даже представлять тошно. Ты далеко не девственница, а, даже, будь так, все равно женский половой орган — это отверстие в теле, с выделениями и микробиомом. Отверстие, из которого что-то сочиться… боже. Нет, просто нет. Забудь об этом.

— Ладно. — Одними губами сказала она, стеклянными глазами глядя на шефа. Правда, уголки рта вздрагивали, и чуть-чуть дрожал подбородок.

— Ты можешь, наконец, купить себе бритву и побрить промежность? Я, конечно, ничего не говорил до этого, но любое терпение не безгранично. — Мужчина скрестил руки на груди, через прищур глядя на лежащую в постели секретаршу. — Это не красиво, не гигиенично, и вообще меня от них подташнивает.

— Что? — Девушка шокировано подняла брови, уставившись на любовника. — Но… я не совсем понимаю, раньше тебя все устраивало.

— Повторюсь, любое терпение не безгранично. — Взгляд становился пренебрежительным. — Ухаживай за собой, Одри, это все делают. Принимай душ, хотя бы раз в день, ухаживай за лицом, чисти зубы. И брей, твою мать, половые губы. Делай эпиляцию, что хочешь делай, но волосы там — тошно. Ты видела на моем лице хоть один волос?

— Но это не лицо, Нэд. — Почему-то сами собой влажнели ладони. Сердце тяжело стучало в груди, словно девушка стояла сейчас перед преподавателем, который вот-вот откажется ставить ей зачет, а не лежала в постели у любимого человека. — Я просто стригу их… как мне удобно, и как нравится.

— Теперь у тебя есть мужчина. — Шеф ядовито улыбнулся. — Так что придется брать в расчет и его предпочтения тоже, то бишь, мои.

— Я понимаю, но у меня очень чувствительная кожа. — На лбу выступала едва заметная испарина. — Она воспаляется от лезвий бритвы, легко царапается, долго заживает.

— Ну купи себе крем, в таком случае. Проблему твоих волос возле влагалища, по-твоему, я должен решать? — Взгляд становился раздраженным. — Я итак даю тебе деньги. Дарю белье, украшения, и прочий мусор. Можешь, хотя бы, о своем теле позаботиться?

— Но… — В горле распухал ком.

Может, у него сегодня плохой день?

Мусор? Он называл подарки для нее… мусором?

— Нэд, что на тебя нашло? — Шептала девушка, скользя взглядом по постельному белью. — Что произошло? Ты на меня за что-то обижен?

— Я в душ. — Глухо отозвался он и поднялся с постели, закинув назад пряди волос. — Приведи себя в порядок к нашей следующей встрече.

Через пару секунд послышался хлопок двери спальни. Девушка схватилась за лицо, затем тяжело, горько разрыдалась. В голове не помещалось ни одной мысли, душу, казалось, распирали пустота и мрак. Что он только что ей сказал? Зачем, почему? И почему… это так больно?

Слезы капали на простыню, хотя Элс не издаваланикаких звуков. Скоро он помоется, выйдет. Улыбнется мерзкой, высокомерной улыбкой и скажет, что она маленькая девочка, раз разревелась от простой критики. «Просто критика» — так Ротман это называл. Правда, всякий раз, эта критика пробивала все сильнее, заставляла колени подгибаться, а самолюбие трескаться. На самом деле Одри всегда считала свои волосы там очень милыми. Они были совсем не жесткими, светло-серыми, довольно медленно росли и легко стриглись. Были нежными, со слабыми волосяными луковицами, как и кожа, на которой они росли. Тонкая и очень чувствительная.