Книга Змеям слова не давали, или Попаданка на тропе еды, страница 6 – Анна Сафина, Стафи Ди

— Госпоже плохо после инцидента, прошу вас, дела в таверне совсем плохи… — пытается в этот момент воззвать к чужой совести парнишка.

Мужик в ответ сплевывает на пол таверны, дает затрещину пацану и уходит, попутно выругавшись, упоминая почему-то родню этой самой Елинарии. Я же пылаю вместе с белочкой праведным гневом. Так и хотелось спуститься и надавать тумаков этому толстому жирдяю, который даже в проем двери не помещается, но здравый смысл держит меня на месте. Чую, после моей выходки ей может прилететь. Так что терпение, Ленка, терпение.

— Где эта Елинария? — возмущенно спрашиваю у белки, хотя знаю, что ответа не получу.— Совсем обнаглевшая, ты видала, как пацану досталась? Нормальная госпожа должна быть горой за своих людей.

Упираю руки в бока, подтверждая свои слова действием.

— Елинария — это ты, тупица, — закатывает глаза зверек. — Тебя Тиль так называл, пока тащил. Надо же, худющий, как смерть, а твою тушку-то дотащил.

И цокает, обводя мои телеса своим непритязательным осуждающим взглядом.

— А это что за пузо? Что захомячила, пока я в отключке валялась, а? Признавайся! — кидаю ответку этой наглой белке, на что она возмущенно фыркает и пищит.

Вижу, как ее усы смешно дергаются, и еле сдерживаю желание расхохотаться в голос. За этим следует оскорбленный взмах красноватым хвостом, за которым прячется насупленная мордочка.

— Да всего один желудь… — пыхтит белка, и только сейчас я понимаю, что даже имени ее не знаю. Она закатывает глаза на мой скептический взгляд. — Ну ладно, два, или три… А может, и пять…

— Можешь не продолжать, — хихикаю, щелкая ее по ушам. — Ты мне лучше скажи, как имя-то твое? И кто желуди тебе поставил, хитрюга? Своровала, поди?

У наглой пушистой вытягивается мордочка, затем она косит глазом вправо, после влево. И вдруг заваливается на спинку. Еле успеваю подхватить эту притворяющуюся сурикатом при виде орла прохиндейку, устраиваю на ладонях, как вдруг по лестнице поднимается с понурым видом мальчишка Тиль, как назвала его рыжая белка.

— Госпожа, — стонет он и смотрит на меня виноватым взглядом. — Простите, что не удалось собрать нужное количество золота. Но сегодня вечером я попытаюсь продать кастрюли, может, выручим оставшиеся пять золотых. Иначе дядька ваш не отстанет.

— Дядька? — спрашиваю с интересом, даже белка перестает притворяться и приоткрывает в любопытстве один глаз.

— Да, — печально кивает понурый мальчишка, мы вместе в это время преодолеваем ступеньки на второй этаж. — Господин Девин, брат вашего батюшки, пусть земля ему будет пухом, в последнее время совсем озверел… Ой, простите, госпожа, я не хотел оскорблять…

И смотрит на меня с ужасом, словно я его накажу, отчего нехорошие подозрения закрадываются в душу.

— Продолжай, Тиль, — киваю и улыбаюсь по-доброму.

— Ишь, застращала пацаненка, больно шуганый и хлипкий, у-у-у, извергша, - потрясает кулаком в воздухе белка и смотрит на меня почему-то с возмущением.

— Чего пялишься? Я тут причем? — приподнимаю бровь и смотрю на белку вопросительно. — Память рыбья, что ли, блохастая?

Или у нее мозги отшибло, что мы как бы вместе здесь — новые лица, так сказать.

— Ой ли? – щурится белка, цокает, глядя на меня. — А может, ты того? — ведет лапкой вдоль горла весьма демонстративно. — Замордовала пацаненка, а сама тут притворяешься? А? — приближает свою морду близко к моему лицу, еще и пыхтит тяжело. — А хотя, нет, я ж тебя помню в парке, ох, и весело было, когда я в тебя желуди кидала.