Книга Змеям слова не давали, или Попаданка на тропе еды, страница 17 – Анна Сафина, Стафи Ди

— Злюка ты, не удивлюсь, если Степан, твой зубастый ухажер, в первый же вечер пинка бы тебе из своего дупла до самой границы парка дал бы, — парирую на ее хамство.

Что странно, ответного выпада не следует. Белка потупляет взгляд и молчит, даже лапкой будто по полу шоркает. И я удивленно приподнимаю брови.

— Вот это да… — расплываюсь в улыбке, настроение от догадки на высоте. — Он что, уже?

И по тому, какой злой взгляд исподлобья кидает на меня Зинка, я на все сто права.

— Поговори мне еще тут! — потрясает лапкой, наконец, придя в себя, белка, а затем исчезает из ванной комнаты, что аж пятки сверкают.

А я смотрю ей вслед и даже влажной ткани, неприятно липнувшей к телу, не ощущаю. Фонтачик продолжает извергать из себя потоки воды, а я, очнувшись, наконец, смотрю на себя и раздумываю, как бы вещи тут застирать.

— И отмыться бы… — говорю вслух, а уже после окидываю хозяйским взглядом комнатку.

И нахожу взглядом большой таз, старый табурет, заставленный флакончиками и... О чудо! Неужели это то, о чем я думаю? Целый кусок мыла? Подхожу ближе и трясущимися руками тянусь к желанной вещи. Подношу к носу, чуть ли не на зубок пробую. Пахнет оно приятно, отдает свежим запахом каких-то цветов. А дабы убедиться в своих подозрениях, ну и чтобы не разочароваться уже в процессекупания, капаю капельку воды и, растерев до пены, окончательно и с радостью убеждаюсь, что таки да, точно, мыло! А это что значица? Живем!

— Ну, — флегматично констатирую не без удовольствия, — главное, вонять и благоухать неприятными ароматами не буду. Жизнь не так уж и отвратительна, что ни говори.

Тьфу ты, ну ты! Это попаданство на меня плохо влияет. Уже сама с собой начала разговаривать. Кладу мыло обратно, подношу табурет к ванне, а после снова смотрю по сторонам в поисках полотенца. Вот только ничего даже отдаленно похожего не нахожу. Так а вытираться-то чем?

— Да уж, утро не могло начаться хуже, — закатываю глаза и возвращаюсь в комнату, всё же проблему надо как-то решать, не на голое же тело потом вещи накидывать.

А когда оказываюсь снова в спальне, застаю престранную картину, которая вызывает у меня зависть.

Зинка без задних ног дрыхла на подушке, свернувшись милым клубочком, видимо, залезла на теплую постель, всё еще хранившую форму моего тела, как только я встала. Тяжко вздыхаю, желая поменяться с этой врединой местами. Вот же жизнь звериная: хочешь спать — спишь, хочешь отдохнуть — отдыхаешь. И никаких тебе обязанностей, неоплаченных счетов, сварливого мужа, требующего и первое, и второе, да еще и десерт в постель, окаянному.

— Стопэ-э-э, — встряхиваю головой, понимая, что ускакиваю не в те дебри, когда волной снизу начинает подниматься раздражение.

Возвращаюсь в суровую попаданческую реальность и оглядываюсь по сторонам в поисках какой-нибудь гардеробной, или на худой конец, шкафа. Всё же девка-то реальная, авось не голой по таверне при всем честном народе ходила.

— И что тут у нас? — снова вопрошаю вслух, когда вижу, что по правую руку от меня расположена еще одна дверь, светлая такая, приятная глазу, на удивление.

С учетом увиденного по всей таверне, не удивилась бы, если бы вместо приличных дверей здесь вместо них стояли бы булыжники, как в пещерные времена. Делаю решительный шаг в ту сторону и тяну за ручку на себя, но та не поддается. Пару раз подергав, мысленно даю себе ладонью по лбу. Во тупица, дверь-то не на себя, а от себя открывается. В этот момент даже стыдно становится. Это, наверное, карма, помню, как фыркала на посетителей, которые измочаливали мне ресторанную дверь, иной раз чуть ли не снося мои тщательновыбранные входные двери при изрядном подпитии.