Книга Истинная на сдачу, дракон в комплекте, страница 224 – Ника Калиновская

И вдруг — тихий, но грозный голос разрезал накалённый воздух, словно нож.

— Олаф… тебе не кажется, что драться с женщиной — низко?

Я замерла, не веря своим ушам. Голос был до боли знаком. Медленно, будто боясь, что это окажется сном, я обернулась… У двери, опираясь на косяк, стоялгерцог Виери. Бледный, осунувшийся, но живой, с тем самым ледяным блеском в глазах, который я помнила.

— Кристиан… — прошептала, вцепившись в край стола, чтобы не упасть.

Он шагнул внутрь, и взгляд его был прикован только к маркизу.

— Ну так что, Градский? — продолжил тихо, но с такой сталью в голосе, что у меня пробежали мурашки. — Готов объяснить мне, почему ты решил угрожать моей женщине?

Кристиан Виери

Я стоял — только на упрямстве, только на злой, привычной силе воли, хотя тело ныло от слабости, и каждая мышца будто вопила, требуя покоя. Но сдаваться я не собирался. Не перед ним. Не перед тем, кого ещё недавно называл другом.

Олаф, словно почуяв моё измождённое состояние, с каким-то болезненным наслаждением продолжал изливать всё, что годами копил в себе. Его слова били не кулаком, а куда больнее — памятью, предательством, откровениями, от которых хотелось закрыть глаза и перестать слушать.

— Думаешь, твоя рабыня случайно попала под ярлык «неправильного товара»? — презрительно скривился он. — Это я подкупил Гектора, чтобы он подал протест и попытался вернуть её обратно. Хотел посмотреть, как ты выкрутишься. Хотел, чтобы ты понял: даже твоя игрушка — не в твоей власти.

Я сжал зубы, и только привычка к самоконтролю не позволила мне качнуться.

— А жандарм… этот твой Кфанийский, — Олаф зло усмехнулся. — Ты ведь так надеялся на него? Но и туда я протянул свою руку. Я давил, я требовал, чтобы дело закрыли так, как мне нужно. Только этот упрямый пес оказался слишком честен. Сломать его мне увы не удалось… хотя я и пытался.

Каждое слово падало тяжёлым камнем, и я чувствовал, как мои плечи опускаются всё ниже.

— Ах, да... Маркиза Луарийская… — Олаф прищурился, словно наслаждаясь каждым признанием. — Ты же думал, она станет твоей спасительницей? Ха! Я нашёл тех банкиров, у которых хранились её деньги, и устроил проверку счетов. Хотел, чтобы она не могла протянуть тебе руку помощи. Чтобы ты понял, каково это — когда от тебя отворачиваются даже самые близкие союзники.

Градский шагнул ближе, и в его глазах горело то самое безумие, что раньше я считал лишь амбициями.

— Это всё я, Кристиан. Я душил тебя тихо, изнутри. Мелочами. Подковырками. Чтобы ты чувствовал, что твоя сила — ничто. Что твоя дружба — иллюзия. Что всё, что у тебя было, можно у тебя забрать.

Я молчал. В груди будто застыл камень. А сердце отказывалось верить.

Неужели всё это — правда? Неужели Олаф ненавидел меня настолько? Ведь я… я же считал его товарищем. Близким. Мы бок о бок учились, ходили в походы, делили кровь и грязь. Я доверял ему, как себе. А он всё это время точил нож, чтобы воткнуть его мне в спину.

Я смотрел на предателя — и впервые в жизни не видел перед собой врага. Видел пустоту. Человека, который продал всё — и честь, и дружбу, и собственное сердце — ради того, чтобы доказать самому себе: он выше. Я стоял, глядя на Олафа, и чувствовал, как во мне снова загорается тот ледяной огонь, который некогда помогал принимать решения на поле боя. Тело всё ещё дрожало от слабости, но слова шли уверенно, и в голосе звучала та самая твердость, которой он боялся всегда.