Книга Отверженный принц, страница 49 – Ольга Пашнина

Совсем скоро Аида Дакблум исчезнет. Эта идеальная девочка, любимая дочурка Повелителя, отправится восвояси, и он как следует насладится эффектом.

– Никто и никогда не разочаровывал меня так сильно, как ты. Ты должен был быть стражем, лучшим из лучших, примером для остальных. А вместо этого превратился в… в тех, кого ты так презираешь. Думаешь, души заслужили такое обращение? Заслужили быть твоими игрушками, Дэваль? Для тебя их страдания – развлечение? Мы не наказываем их! Мы оберегаем наши миры от тьмы! Это разные вещи. В тот момент, когда ты причиняешь боль из удовольствия, из чувства превосходства, думая, что можешь их судить, ты становишься на шаг ближе к Аиду.

– Ты не забыл это повторить, когда отправлял в Аид человека, вырастившего твою дочь?

Глаза Вельзевула опасно блеснули. Здесь, вдали от Предела, в них было меньше тьмы, чем обычно. Но Дэваль не обманывался: Повелитель все еще достаточно силен, чтобы стереть его в порошок.

Вот только ему было плевать.

– Слов ты не понимаешь, а своего разума у тебя нет. Поднимись!

С ощущением грядущих неприятностей Дэваль поднялся. Интуиция и долгие годы жизни с отцом подсказывали: вряд ли его сейчас отправят в комнату подумать о своем поведении. Те времена давно прошли.

– Придется поставить тебя на место тех, с кем ты играешь.

Только сейчас Дэваль заметил в руке отца, прежде стоявшего в тени, а теперь вышедшего на свет, длинный тонкий хлыст.

Кажется, разговор выйдет сложнее, чем он рассчитывал.

– В какой момент ты разрешаешь им уйти обратно? Когда они начинают умолять? Или уже не могут сопротивляться? Сейчас проверим.

Резкий свист нарушил мерный треск поленьев в камине. Плечо обожгло адской болью. Хлыст разрезал ткань рубашки и оставил на коже набухающую алым цветом полосу.

Дэваль стиснул зубы. К горлу подкатила тошнота. Не то от боли, не то от странной детской обиды на справедливую, но неожиданную боль.

– Что, – усмехнулся Вельзевул, – боишься мне ответить? Думаешь, еслине будешь сопротивляться, я потеряю интерес? Или знаешь, что за сопротивление я могу сделать еще хуже? Как думаешь, мешают ли эти страхи душам, которых ты выпускаешь на потеху?

– Это вряд ли, – хрипло ответил Дэваль. – Они все же возвращаются в Аид. А мне с тобой придется жить целую вечность.

Второй удар сбил с ног. Бок резануло хлыстом наискось, и теперь каждое движение отдавалось резкой болью. В ушах зазвенело.

Сквозь пелену ему почудился смех – тот самый, который он слышал, стоя у края набережной и глядя, как две крохотные фигурки скользят по льду. Одна неуклюже и неумело, вторая – легко и изящно.

Хорошо, что Аиды нет дома.

Может, он успеет избавиться от нее прежде, чем отец разочаруется еще в одном своем ребенке.

Я ткнулась лимоном в дверь, но из-за нее мне никто не ответил.

– Я слышала, что ты пришел! Открывай! Даю тебе полминуты, чтобы одеться и открыть. Я серьезно, Дэваль, тридцать секунд!

Сначала ответом была все та же тишина, а потом раздалось недовольное:

– Свали.

Но я, воодушевленная вечерними катаниями, твердо вознамерилась причинять добро и наносить радость.

– Нет уж, нельзя прогонять решившую подарить кому-то лимон Аиду, – пробормотала я, извернулась и повернула ручку.

Замок щелкнул, но было поздно – я уже распахнула дверь. И застыла в проходе как вкопанная, а потом от неожиданности уронила несчастный лимон на пол. К счастью, горшок оказался прочнее моего самообладания и лишь завалился набок, рассыпав немного земли.