Книга Happy End с мерзавцем - 2, страница 52 – Лия Шах

– У меня? А, ну да, это я тут псих, конечно. Если бы не Лори, то как бы я узнала адрес этой квартиры? К тому же утром мы с ним тоже встречались, он еще под дверью сидел, помнишь?

407 нахмурилась и часто заморгала. Ее брови сдвигались все сильнее, и в какой-то момент система не выдержала, хватаясь за голову.

– Аргх, как больно!

Изображение замерцало, и в воздух стели подниматься числовые данные битых файлов. Они парили над системой и медленно исчезали, а в системе стали появляться прорехи. Видя такую реакцию, я заволновалась не на шутку. Крепко обхватив руками бьющуюся в судорогах девушку, зашептала, попутно поглаживая ее по голове:

– Ничего не было, не думай об этом. Не думай. Я просто перебрала с наркотой, ты права. Чш-ш-ш, моя хорошая, все хорошо, все хорошо, не думай об этом.

Пальцы скользили по темным волосам, оставляя за собой едва заметный след белых искр, а в моих глазах затухало легкое белое свечение. Искры впитывались в тело системы, блокируя доступ к битым файлам, и боль стала быстро проходить. Изолировав инициировавший процесс вирус, я остановила распад системы.

Уставшая девушка затихла у меня на плече, а я посмотрела на нестабильный мир за окном поверх уведомления о разрывесоединения с системой-проводником. Дождавшись, когда обморок 407 перейдет в здоровый глубокий сон, я вытащила мобильник из кармана и открыла журнал вызовов. Номер «Занудика» все еще был там.

Недолго думая, нажала на имя и приложила телефон к уху, слушая гудки. Через несколько секунд суицидник принял вызов, и в трубке послышалось мужское дыхание.

Алокать и спрашивать «кто там?» он не собирался, и я тоже молчала. Пару минут между нами была очень говорящая тишина, которая медленно, но неотвратимо, сгущалась, затапливая собой всю комнату. Будто кто-то забыл закрыть кран, и уровень воды поднимался все выше и выше в полной тишине.

Бывает так, что в молчании между врагами слов больше, чем в самой отборной ругани. Это извращенное удовольствие охотника, медленно подбирающегося к жертве, которая стоит одна в темноте.

Он тяжело дышит, позволяя понять, что погоня уже близко. Так близко, что от этого дыхания шевелятся волосы на затылке, но стоит обернуться – и там никого нет. Это должно пугать, нервировать и сводить с ума.

Тихий смех в темноте, обволакивающий и глубокий, сковывает нервы, тело и мысли, ударяя по ним низким тембром, высекая колючие искры. Он не даст забыть о погоне, которая непременно приведет жертву в ловушку, но сам процесс доставляет ему не меньшее удовольствие, чем закономерный итог. Он загоняет добычу в капкан и хочет, чтобы она это знала. Знала, но все равно продолжала бежать.

Уголки моих губ едва заметно приподнялись в недоброй улыбке, а в динамиках раздался мягкий смех охотника.

Сколько времени надо провести с врагом, чтобы ненависть стала уютной? Чтобы искры ярости стали похожи на пузырьки в шампанском – щекотно покалывали, но не ранили. И чтобы пламя гнева не сжигало до тла, а согревало теплом. Мучительно нежным теплом, но гневным.

Ненависть может быть трепетной. Может бережно согревать теплом гнева и щекотно покалывать искрами ярости где-то под ребрами. Можно пройти от любви до ненависти, но никогда обратно. Если ненависть превратилась в любовь, то это была не ненависть.