Книга Волк и дикий цветок, страница 11 – Элла Филдс

Пустые мысли, которых у меня даже не должно было возникнуть, улетучились, едва волк приподнял мою ногу и прижался грудью к моей спине.

– Ох, звезды, как же мне этого не хватало, – пророкотал Тесак у меня над плечом и вошел в мое тело, которое принимало его всю прошедшую ночь.

Замерев на томительное мгновение, он дал мне привыкнуть и заскользил загрубевшими пальцами по моей руке и вниз по ребрам.

– Прошло, наверное, всего-то часов пять.

– Пять часов – слишком долго. – Пальцы щекотно прошлись по животу к груди, сжали ее.

– Идеальный размер.

У меня была не слишком большая грудь, но мне нравилось считать этот размер изящной пригоршней. Что волк и подтвердил.

– Ложатся в ладони, как для них и созданы.

«Узы ничего не значат, когда ты создана для меня».

Воспоминание об одном из многих пылких заверений Рорна пронзило разум, сердце, саму душу с такой яростью, что я взвизгнула.

Волк внутри меня, к счастью, принял это за звук удовольствия и начал двигаться.

Теперь Тесак не торопился, искушая меня толкнуться ему навстречу – вжать его в постель, заставить отвлечь меня более основательно. И вновь он меня поразил, каким-то чудом поняв, что мне нужно, хотя и не знал обо мне почти ничего.

Его губы нежно обжигали мне плечо, бедра двигались с исступленной точностью.

Вскоре я тяжело задышала, все внутри горело и содрогалась, и я сорвалась в пучину удовольствия. Я вся растворилась в объятиях этого незнакомца, исполненная скорее не вины, а благодарности, причем большей, чем он мог бы себе представить.

Он удержал меня и кончил следом, и пока наши тела оставались единым целым, пока его рука блуждала по моим груди и животу, я быстро погрузилась в сон.

Когда я проснулась одна, завернутая в бело-серую простыню, сквозь щель в изодранных шторах сочился звездный свет.

Я перекатилась на спину, затем села, почувствовав, что я одна в комнате.

Рядом с кроватью, в которой меня оставили, обнаружился прямоугольный обеденный стол. Он напоминал верстак, потертый, с металлическими проржавевшими ножками. По краям стояли два красных деревянных стула, довольно обшарпанных. За арочным дверным проемом виднелась небольшая кухня. Пастельно-голубая и кремовая краска на шкафчиках тоже местами слезала пятнами. На столешнице была только плита и небольшая коллекция разномастных стеклянных баночек.

Я подползла к краю огромной кровати. Руки и ноги сразу же заныли.

Размяв их, я уставилась на смятые простыни, на несколько перьев, что выпали из подушек. Прикусила губу, вспомнив, как совсем недавно лежала на животе и впивалась в одну из них зубами, пока в меня безжалостно вбивались сзади.

Опытный и требовательный любовник, безусловно. Волк ясно дал это понять больше раз, чем я осмеливалась сосчитать. И все же в нем ощущалась некая нежность, неожиданная преданность, и при мысли, что он отдает всего себя кому-то еще, у меня сжималось сердце.

Я отругала себя и подняла с выцветшего алого ковра свое платье. Нужно было его зашить. А еще – помыться перед уходом, избавиться от запаха мужчины, чье имя так подходило пересекающему его глаз шраму.

Тесак.

Но мысль о возвращении домой после всего, что я натворила, и после всего, что натворил Рорн, отдавалась болью в груди. Яд медленно просачивался внутрь, заполняя так жестоко оставленную во мне пустоту.