Книга Брусничное солнце, страница 180 – Лизавета Мягчило

Повернув Варю, Аксинья мягко подтолкнула ее к ступеням:

— Что бы ни сталось, чем бы все не обернулось, помни: я всегда рядом, я люблю тебя, внученька.

Тяжело вздохнув, Глинка начала спускаться навстречу подходящему Брусилову. Здесь он выглядел совсем иначе: не измазанный в грязи и крови Якова, не озверевший, с перекосившимся от гнева лицом. Холодные серые глаза недоуменно разглядывали приусадебные земли, светлые волосы порядком отросли за месяцы блужданий у болот и теперь тонкими прядями падали на лоб.

Стоило ей поравняться с ним, Самуил растерянно улыбнулся.

— Вот оно как вышло? Сглупил. Права была ведьма, на погибель свою шел. Не к тебе, а к смерти своей торопился. — Приподняв руку, он нерешительно коснулся пальцами Варвариной щеки, она не отпрянула. Глядела на него широко распахнутыми глазами и не могла поверить: убила его.

Глинка была уверена, что эта мысль отзовется ликованием в сердце. Когда-то, в его комнате пропахшей кожей и деревом,она поклялась, что убьет. Но теперь вместо радости она чувствовала такую огромную вину, что это заставляло врастать в землю. Каменеть.

— Мне жаль, что так оно все обернулось.

Он серьезно кивнул, провел нежную линию от щеки до ключиц, и кисть безвольно упала.

— Погибнуть от руки любимой, разве не самая драматичная и романтичная смерть?

— Ты меня не любил.

— Варвара, мы ходим по кругу.

И была в его надтреснутом голосе такая глубокая усталость, что она не осмелилась перечить. Молча поджала губы, опустила глаза. Пальцы Самуила тут же коснулись подбородка, приподняли лицо. Он наклонился, заискивающе вглядываясь в ее расширенные зрачки. Будто пытаясь найти ответы на сотню зудящих под кожей вопросов.

— Знаешь, я ведь почти поверил, что ты сумеешь меня полюбить. Представлял нашу усадьбу, наполненную громким топотом и твоими возмущенными криками. В роду Брусиловых всегда рождались мальчишки — несносно громкие и упрямые. Думаю, я унесу эту картину с собой… Дальше… — Улыбка стала шире, мечтательнее. На мгновение Самуил прикрыл глаза и медленно выдохнул. — Кажется, я так и не смогу примириться с твоим отсутствием, чем бы я сейчас ни стал.

Варвара глядела на него немигая, с ресниц сорвалась крупная слеза, ударилась о щеку и покатилась к подбородку. Барыня позволила губам Брусилова коснуться лба, оставляя поцелуй.

— Прощай, Самуил Артемьевич. Может, в другой жизни все сложилось бы иначе.

— Может в другой и сложится… Прощай, Варвара.

До усадьбы она шла не оборачиваясь. Прижимала мелко дрожащие руки к ноющей груди, закусив губу, а желанной, отрезвляющей боли не было. Слишком странно было теперь его не ненавидеть. Слишком ужасно, что им пришлось через такое пройти. Чтобы умереть в один день.

До стоящей на пороге Аксиньи она так и не дошла — мир вокруг покрылся рябью, Варвара стерла тыльной стороной ладони слезы и недоуменно замерла. Бабушка махала ей от усадьбы, кричала что-то… Прощаясь? Еще шаг вперед. Резкий, испуганный. Что бы сейчас не происходило, Варваре не нравилось. Шаг. Рябь. Шаг. Марево. И мир сделал широкий кувырок, ее оторвало от земли, швыряя к пронзительно-голубому небу.

Глинка трусливо зажмурилась.

Уши забило толстым слоем ваты, в судороге свело все тело. Еще бы, она душегубка и уготовано ей после судного часа адское пекло.Она будет гореть, боль прорастет сквозь кожу, Варвара с ней сроднится.