Книга Малахитовое сердце, страница 71 – Лизавета Мягчило

– Гадкий ловкий малек…

Когти разжались. Неловко работая свободной рукой и ногами, Саша метнулся вверх. Быстрее, туда, где ил не сковывает движения, не мутит воду, где сомы не раскрывают голодные широкие рты, готовясь к мясному пиру. К заветному кислороду. Пальцы продолжали сжимать потрепанную траву. Вырвавшись на поверхность, Бестужев с громким хрипом втянул воздух широко открытым ртом, погреб к берегу, закашлялся. Под ним стремительно разрасталась тень, водяной набирал скорость. Еще немного, и он дотянется до него, пропорет живот, тогда не поможет и зажатая в руке полынь.

Глубоко вдохнув и задержав дыхание, парень нырнул навстречу, вытянул руку вперед, к горящим яростью глазам. Водяной вильнул, сменил траекторию, проносясь почти у самого носа. Бестужев выбил себе заветные секунды. Чтобы вынырнуть, уцепиться за тонкие лозы ив, обдирая руки, подтянуться. Саша ловко ухватился за склонившуюся к водной глади толстую ветвь, перебросил через нее одну ногу, поднимая ворох искрящихся на солнце брызг. В ветку сильно ударило, едва не сбросило обратно в воду.

Как рад он был, когда влаголюбивая ива достойно выдержала натиск, не рассыпалась трухой. Лишь возмущенно шелестела зеленая листва, пока Бестужев быстро полз к стволу, а с него – на неожиданно полюбившуюся землю. Он трусливо отлетел от края обрыва, будто водяной и на суше мог откусить знатный кусок задницы. Майка оказалась разодранной в клочья, на смуглой коже живота виднелась глубокая пятипалая царапина, которая непрестанно кровоточила. Зажимая ее пальцами, Саша с удивлением понял, что на руке так и осталась намотана узкая нитка бус. Глаза водяного, по пояс выползшего на берег из воды, пылали ненавистью, существо щерилось. А он засмеялся, сбрасывая остатки липкого страха, чувствуя такое облегчение, что впору отрастить крылья и взлететь к небесам. Сунув бусы в карман, Саша подмигнул хитрой нечисти и, сгорбившись, заковылял в сторону изб. Теперь они знают, где искать Чернаву. Совсем скоро эта поездка забудется, на память останется лишь пара белесых шрамов.

Уходящую Агидель Елизаров заметил благодаря бросившемуся в глаза огненному цвету волос. Одетая в неприметное серое платье, с темными тенями под глазами, она молча сгрузила дары под высокой березой и ускользнула с поляны. Видит Господь, он хотел дождаться пляшущего в хороводе Сашу и вернуться в избу, чтобы как следует подготовиться к встрече с водяным. Может, снова рискнуть и сунуться к проклятому дому Весняны. Кажется, он видел груду пыльных украшений в одном из сундучков, приютившихся в шкафу. Извинится, даст ворох подарков его русалкам, поговорят как мужики. Его же можно назвать мужиком?

Он распланировал этот день от и до, убедил увиливающего друга, что идти к хозяину вод стоит вместе, узнал место захоронения ведьмы, мысленно раскалил докрасна баню, выбил из себя всю дурь душистым березовым веником. Все просто и коротко, главное – дождаться Бестужева.

Только перед этим нужно совсем немного переговорить с Агиделью. Елизаров не знал, о чем пойдет их разговор. В голове – пронзительная пустота, а руки уже катят коляску следом. К его удивлению, девушка свернула с дороги в деревню и направилась к полям. Гулять там было опасно – солнце немилосердно жгло, бродила среди пустых полей, лишенных урожая, полуденница. Юную ведьму это нисколько не тревожило – тонкие пальцы касались высоких стеблей мятлика, прихватывали, собирая небольшой букет, васильки. Иногда она останавливалась, поднимала веснушчатое лицо к небу и улыбалась так широко, так открыто, что его сердце предательски быстро колотилось о ребра. Все вокруг выцветало, оставалась Агидель.