Книга Огромный. Злой. Зеленый, страница 64 – Татьяна Новикова, Екатерина Вострова

– Мне с утра Маринка звонила. – Я поспешила сменить тему, чтобы сбить то гнетущее, повисшее между нами напряжение. – Волнуется, что ты не перезвонил ей. Она может быть докучливой, я знаю, но ты ей понравился.

Щеки близнеца стремительно залились краской. Контраст был столь разителен, что мои брови сами собой поползли вверх.

– Правда?

– Да, она сама так сказала. Столько комплиментов в твой адрес. Ты ее определенно впечатлил.

– У нас никогда не было девушки, – опустив глаза, пробормотал парень. Говорить об этом ему было неловко. – А Марина, она такая красивая, стильная, веселая, а мы…

Ну ничего себе. Кто бы мог подумать, что близнецам моя одногруппница понравится настолько, что Алексей начнет волноваться и краснеть при ее упоминании?

– Тогда тем более позвони ей.

– Думаешь, она согласится сходить еще куда-то?

– Она будет счастлива, если позовешь ее.

Заметно повеселев, Алексей дернул калитку. Та была открыта.

– Мастерская там. – Он махнул рукой в сторону протоптанной в газоне тропинки, упирающейся в неприметную дверь.

* * *

Внутри было темно и тихо. Даже слишком темно и тихо, как будто все краски и звуки стерли тряпкой. Приглушенный желтоватый свет позволял разве что не запнуться и не прочертить носом пол. Я шла по длинному коридору, по обеим сторонам которого тянулись двери.

Мастерская состояла из нескольких помещений. Разумеется, мне было любопытно заглянуть в каждую, но сейчас была нужна конкретная – последняя слева. Алексей сказал, что Дитрих скорее всего там.

– Можно? – Я осторожно заглянула внутрь.

Не то чтобы опасалась заходить к Диту, но вдруг он занят чем-нибудь особенным и мое присутствие только помешает. Ведь реставрация – процесс, требующий особой концентрации. Но мужчина ответил:

– Конечно. Заходи, я уже заканчиваю.

Он сидел за широким столом, под светом настольной лампы, и вымачивал старый желтый лист бумаги. Я пригляделась: явно старинная книга с церковной иллюстрацией, на которой изображенкакой-то святой.

Если честно, увидев, как Дитрих обмакивает лист в воду, я аж оторопела.

– А разве можно опускать бумагу в воду? – спросила почему-то шепотом.

Мне казалось, бумага тут же расползется на части или картинка расплывется.

– Разумеется, – спокойным тоном ответил мужчина, кистью провел по листу прямо в воде, та моментально начала желтеть. – А как еще ты счистишь с нее въевшуюся грязь? Вода не вредит бумаге, не переживай.

– А буквы? Вдруг текст поплывет? Или рисунок?

Меня завораживало то, с какой аккуратностью Дитрих занимался этим странным процессом. Я стояла за его плечом и наблюдала, как кисть обводит темные пятна загрязнений и те становятся светлее.

– Не поплывет. Чаще всего в типографии используют краску на жировой основе, а жир, как мы знаем со школы, водой отталкивается. – Орк оглянулся на меня с улыбкой. – Тебе что, действительно интересно слушать мои скучные лекции?

– Очень интересно! А что тебя удивляет? Я никогда не видела, как реставрируют вещи. Это как будто таинство какое-то для избранных.

– Нет никакого таинства, только кропотливый труд. Но старинные вещи того стоят. Иногда мне кажется, что у них тоже есть душа и я помогаю вернуть ей былое обличье. Если ты немного подождешь, я закончу и мы сможем прогуляться.

– Конечно, подожду.

Я села рядом с Дитрихом и увлеченно рассматривала, какими инструментами он пользуется, как аккуратно, внимательно, чутко обращается со старинной – четырнадцатого века! – книгой. Как счищает со страниц частицы клея, как бережно обрабатывает специальным раствором хрупкий потрескавшийся переплет.