Книга Золотая свирель. Том 1, страница 2 – Ярослава Кузнецова

Где-то поблизости взвизгнули трубы. Я завертела головой. Среди пешеходов возникла сдержанная паника, гуляющие прибавили шагу, уличные торговцы поспешно сворачивали свои лотки и короба, освобождая дорогу. Из-за поворота, ведущего к замку, нарастая, выкатился грохот.

– Осторожно! – Парень поймал меня за рукав и оттащил к стене.

– Эй, эй! Поберегись!

Мимо, сверху вниз, вспоров ветхий холст поредевшей толпы, пронеслась кавалькада – сверкающая комета с многоцветным хвостом. Флажки, султаны, плащи яркими крыльями – лазурные и алые, белые и золотые. Вспышки металла слились в слепящую рябь. Над головой зигзагом мелькнула занесенная плеть, заставив шарахнуться запоздало.

И вспышкой проснулась память: белый конь – воздух и снег, пронизанный лунными лучами. Всадница, полускрытая волнами летящей гривы, в медлительном вихре шелковых одежд, переслоенных ветром, со струящимсяфлагом пепельно-серебряных волос, всадница в облаке легчайшего звона, не громче звона крови в ушах, ранящего сердце звона протянутых сквозь ночь волшебных струн, всадница, чей профиль проступает, как камея на исчерна-синем небе, точеный, точный, тающий…

Королева.

Таща за собой шлейф грохота и трубных вскриков, комета умчалась вниз по улице, в сторону реки.

– Что это было?

Парень взглянул на меня – и я невольно нахмурилась. Лицо у него было застывшее, нехорошее какое-то, даже веснушки выцвели. Замороженное лицо. Словно он только что глядел на пытки.

Он моргнул и сплюнул на землю. И обмахнулся большим пальцем, будто от нечистой силы.

– Эй, да что случилось?

– Да ниче, – буркнул он, поправляя корзину.

– Ничего? А что ж ты побелел весь?

Он пожал плечами.

– Получили бы плетью по загривку… Ладно, обошлось. Ну, двинули, что ли? Куда теперь?

– К воротам.

– К воротам так к воротам.

Он зашагал вниз по улице в ту же сторону, куда унеслась сверкающая комета.

– Благородные господа, – сказала я. – Из замка. Размахивают плетьми. Топчут конями зазевавшихся.

Парень молчал.

– Кто это? – спросила я.

Он глянул искоса и опять не ответил. Я ощутила, каково это, когда тебе не отвечают на вопрос, и вроде бы на самый невинный. Вон как я его отшила с этой рыбой. Сейчас он отыграется. Не ответит из чистой вредности.

Он еще помолчал, а потом сказал – очень доброжелательно сказал:

– Слышь, барышня, а ведь ты нездешняя.

– Нездешняя, – охотно согласилась я.

– Ага. – Он усмехнулся. – А я смекаю – выговор у тебя какой-то странный. Будто бы нашенский, а в тоже время будто бы и чужой. То ли простецкий, то ли благородственный… А что до господ из замка… Родная сестра это короля нашего Нарваро Найгерта, бутон, как говорится, благоухающий от дерева Моранов. На охоту изволят выехать, госпожа наша несравненная.

– Эгей, ты тоже по благородственному умеешь? А почему столько сарказма?

– Ты, барышня, ослышалась. Какой такой сарказьм? Никакого сарказьма, только трепет и преклонение. Мы люди маленькие, неученые, даже слова такого не знаем – сарказьм…

Он поджал губы, словно останавливая сам себя. И я подумала – странный парень. Оборвыш городской за гроши корзинку мою тащит. На проехавшую мимо принцессу смотрит как на кровного врага.

Я пожала плечами. Это меня не касалось. Хотя здесь явно было что-то не так.Да и насчет оборвыша я погорячилась. Парнишка был одет просто, но чистенько и добротно.